Геннадий Гусаченко - Тигровый перевал

Особенно нелегко пробраться в Лешеву Гарь. Полно здесь глубоких каньонов, заваленных узловатыми корневищами и упавшими деревьями, распадков, переплетённых виноградными лозами, лианами актинидии и лимонника.

Я и егерь Иван Гончарук добрались туда в конце октября. Егерь рано уходил на охрану охотугодий, а я прорубал путики на ближних сопках, устанавливал плашки и кулёмы, разносил к местам лова капканы. Работе мешал затяжной дождь, моросящий непрерывно несколько дней. Холодной осенней влагой напитались не только склоны сопок, деревья и травы на них, но и мои брезентовые брюки, куртка и рюкзак. Да и само озябшее тело, казалось, промокло насквозь.

В сумерках, дрожа от озноба, я притащился к биваку, где надеялся согреться у жаркого костра. Однако, к немалому огорчению, нашел здесь мокрые головни былого очага, пустую палатку и одиноко висящий котелок, доверху наполненный дождевой водой. Мой таёжный спутник ещё не вернулся из обхода егерского участка. И мне, пришедшему на ночлег первым, предстояло позаботиться об очаге и ужине. Уныло смотрел я на это дикое место, прислушиваясь к монотонному шороху дождя, шуму ветра в вершинах кедров, пытаясь уловить потрескивание сучьев под ногами егеря. Но темнота быстро сгущалась, а мой товарищ всё ещё бродил где-то в ненастной ночи. Какое-то время простоял я в нерешительности, обеспокоенный отсутствием егеря, но убедив себя, что Иван -- опытный таёжник, принялся разводить огонь. Это удалось не сразу. И хотя я сжёг весь запас сухого горючего, сбереженного на случай плохой погоды, немало истратил спичек, прежде чем костер хорошо разгорелся. Капли влаги падали в огонь, шипели на раскалённых углях. Костёр потрескивал, разбрасывая в ночную темень яркие искры.

Иван, как всегда, подошёл незаметно. Я вздрогнул, неожиданно увидев егеря перед собой.

-- Э, брат, да ты не охотник, -- неодобрительно сказал он, присаживаясь рядом и протягивая руки к огню. Пахло сыростью тайги, дымом, смолистыми дровами и крепко заваренным чаем, остывающим в старом закопченном котелке. Дождь продолжал накрапывать. От мокрой одежды валил пар, но у горячего пламени было тепло и уютно. Мы молча пили чай, ощущая, как по всему телу разливается приятная слабость, и размышляя о своём.

В эту непогожую неделю по заданию егеря я оттащил тяжеленный мешок соли к водопою, истоптанному копытами изюбров. Олени наведывались сюда погрызть солоноватой глины. Два дня потратил на ремонт зимовья, где переложил печурку, застеклил оконце, законопатил обветшалые стены и вправе был рассчитывать на похвалу. Но Иван повторил:

-- Нет, не охотник ты.

На лице Гончарука, красном в свете огня, играла усмешка. Он перехватил мой недоуменный взгляд и покачал головой:

-- Кто же в костёр еловые ветки бросает?! Глянь, как стреляют они. Так и пожар учинить недолго.

Только сейчас я понял свою ошибку: поленился собрать берёзовый валежник в мокрых зарослях и наломал ветвей от лежащей неподалеку ели.

-- Дождь идёт, пожара не случится, -- ответил я, обиженный замечанием егеря.

-- Согласен. Но ты и в сухую погоду мог бросить ёлку в костёр. Ведь не знал, что ель разбрасывает искры? Признайся...

Я промолчал, и егерь хмыкнул:

-- Гм, вот видишь... Э, брат, сколько ещё премудростей таёжных постичь надо, пока настоящим охотником станешь.

Мы забрались в палатку, улеглись на спальных мешках. Усталый, я готов был сию минуту заснуть, но Иван, против обыкновения, сразу не засопел, а продолжал начатый разговор.

-- Я ведь тоже поначалу ни огонь зажечь, ни след отыскать путём не умел. До всего сам доходил. И куролесил по тайге без толку тоже порядком. Сколько слышал, в книгах читал, что заплутавший человек по кругу на своё место выходит, не мог этому поверить. Как, думаю, так может быть? Идти прямо и на свой прежний путь выйти? Ну, пусть, собьюсь с дороги, буду блудить туда-сюда, так тем более выйду чёрт-те куда, но только не на то место, с которого ушёл. Так думал, пока сам не испытал. Признаться, и в лешего тогда чуть не поверил. Не иначе, подумал, бес водит. Не зря же ключ этот Лешевой Гарью прозвали...

Иван примолк, что-то вспоминая и укладываясь поудобнее, а я, забыв о сне, нетерпеливо приподнялся на локте:

-- А что же было на самом деле?

-- А ничего. Про лешего выдумки всё. Но в этой обстановке всякое в голову втемяшится. Отправились мы втроем осенью белковать. Я в тот год начал штатным промысловиком. Страсть охотничья во мне через край хлестала, а пушнины в рюкзаке от того не прибавлялось. Соберёмся вечером в зимовье -- товарищи десятками шкурки вывешивают, а у меня -- раз, два и обчёлся. И такая меня злость на самого себя брала, что заставляла как угорелого носиться до темна по сопкам в поисках белки. А в любом деле спешка, сам знаешь, к добру не приводит. После я понял: иди не торопясь, почаще останавливайся, затаясь, и высматривай. Так-то надёжнее. А тогда зависть чёрная к успеху товарищей всё гнала и гнала без устали: на эту сопку сбегать, на ту. А белка - зверёк хотя и доверчивый, но чуткий. Услышит настороженные шаги и замрёт. А ты не спеши. Прошёл немного и прислонись к дереву или на валежину сядь. Она не заставит долго ждать, промелькнёт меж ветвей. Тут не зевай...

Навыки беличьей охоты мне известны, но я не перебивал егеря, ожидая, что он вернётся к рассказу о лешем. И памятуя, что блуждал Иван в Лешевой Гари, не вытерпел, придвинулся к нему:

-- Отправились вы белковать... И что, леший почудился?

-- А то, что идёшь в тайгу на день - продуктов бери на три дня, -- ответил егерь. По тону этих слов я понял: недоволен Иван, что не дослушал его советы по белкованию.

-- Ну, пришли в Лешеву Гарь. Остановились в том месте, где как-то с тобой браконьеров застукали с оленёнком ободранным. Помнишь? Ну, вот. Это сейчас бульдозеры тайгу изрыли, лесовозы дороги накатали. Сел на машину и вот она -- Лешева Гарь. А лет двадцать назад сюда не то, что проехать - пройти не просто было. Дремучие заросли стояли, как джунгли. Зимовьюшку в устье ключа захудалую разыскали. Наскоро перекусили и винтовки похватали. Ореха много уродилось. И белки шла прорва. То там шорох слышишь, то там. Не успеешь одну снять, глядь - а уж другая хвост перед тобой развесила. Успевай патроны вставлять! Распределились спешно: Стёпа Голодяев влево пошел; Кузьма Сычёв - прямо, а мне вправо досталось. Прикинул я: сначала по тропе вдоль ключа пойду, там старый мосток есть. Перейду речушку, поднимусь прямо на сопку. К вечеру, думаю, перейду обратно речушку в верховьях ключа и вернусь этой же тропой в зимовье. По привычке заприметил, что пошёл солнышку навстречу, на юго-восток, и рванул, как пёс с привязи. Молод был, горяч. Вот и подвела горячка. Не стал обременять себя ношей. Вытряхнул из рюкзака лишнее: хлеб, сало, банку тушёнки, пакеты с солью, спичками, сахаром, крупой и другими продуктами. Всё вывалил на стол в зимовье, прикрыл клеёнкой от мышей и скорее за порог.