Геннадий Гусаченко - Тигровый перевал

-- Что? Плохо слышу... В морге? Хлебников? Ничего не понять... С алкогольным отравлением? Есть один... без документов... Чернявый... Да, усатый. Алло! Алло!

В трубке затрещало, зашумело. Связь оборвалась.

-- Да, это он... все приметы сходятся, -- сказал директор. -- Допился!

Спросить бы у Кольки Панова про Мишку, да тот всё ещё не вернулся. Высокие сугробы намело. Не проехать на машине. Пока бульдозер дорогу не прочистит, Кольке и думать нечего из райцентра выбраться.

Через неделю стих буран. Ударил мороз трескучий.

В зверопромхозе за Мишкиным телом снарядили трактор с санями. Поставили на них гроб, пахнущий сосновой смолой. Прикрыли соломой. Заодно дорогу пробить. Не гонять же технику дважды. А Мишке теперь всё равно - в автобусе колотиться или на санях волочиться.

Поехали. В кабине трактора Иван Лосев и охотник Васька Зайков. Сидят, покуривают. В заднее окошечко искоса поглядывают. Ветерок солому на крышке гроба шевелит. И сами собой руке к бутылке тянутся. Четыре поллитровки начальство выдало. В морг заходить, Мишку в гроб ложить... Не каждый по трезвянке на такое решится...

Почти до самого райцентра доехали. Вот уже и городок виден вдали. Смотрят - впереди маячит кто-то. Присмотрелись: мужик в серой куртке, в шапке лохматой. Шагает размашисто, руками размахивает.

-- Никак, Мишка Хлебников пёхом домой чешет, -- хрипло проговорил Васька, вытирая пот со лба.

-- Шапка е-его... П-походка т-тоже, -- заикаясь, промямлил Иван, проводя рукой по вспотевшим волосам. Оба, не сговариваясь, потянулись к железному ящику под ногами. У Ивана в руке молоток оказался, у Васьки - ключ накидной. Белее мела сидят.

А Мишка подошёл, увидал своих, деревенских, как ни в чём ни бывало, крикнул:

-- Здорово, орёлики! Куда вас черти несут по такой дороге? Да ещё в такой дикий мороз?

-- Так мы...того. За тобой...

-- Директор послал? Сысоев?

Иван и Васька переглянулись, всё ещё сжимая железяки в руках, и не зная, что сказать.

-- Сысоев, кто ж ещё, -- сглотнув, произнёс Васька.

-- Вот это, я понимаю, забота о кадрах, -- хохотнул Мишка. - Ну, так поворачивайте оглобли!

-- А ты...где был?

-- Киосков в райцентре понастроили... А в них пойла разного - море не меряно! Взял пузырь. Только пробку сковырнул - дружок подрулил. Белковали один год вместе. А он пушнину сдал, при деньгах был. Как загудели! Не помню, что было дальше. В вытрезвители очухался. Тут погода не в масть пошла. Запуржило... Автобус не ходит. Пешкодралом пришлось. А мне в зимовье надо. Капканы переставить. Занесло, поди, все...

Трактор развернулся, Мишка увидел на санях гроб.

-- Помер кто, что ли?

-- Так все в деревне о твоей смерти болтают. Будто повалихинской самогонкой ты отравился...

-- Было дело. Чуть не окочурился. Подмешала карга старая какой-то дряни. Ну, приеду, я ей устрою весёлую жизнь! А гроб, в самом деле, для кого?

-- Так сказали же - для тебя! Везём, чтоб из морга тебя забрать...

Мишка пристально уставился на гроб.

-- Ну и шуточка у вас! Нет, я серьезно, мужики...

-- Стали бы мы ради смеха тридцать вёрст по тайге тащиться. Да ещё с гробом!

-- Ну, дела-а... Извините, мужики, я здесь ни причём, не хотел я...

-- Да, ладно, с кем не бывает... Чего теперь с ним делать? -- кивнул Васька на гроб. -- Расколотить и выбросить? Или сгодится кому...

-- Назад везите, -- со смешком сказал Мишка.-- Себе заберу. Мыши у меня мешки с мукой поточили. Поставлю в кладовку - заместо ларя будет.

-- Во даёт, -- покачал головой Васька.

Мишка похлопал по крышке гроба, засмеялся:

-- Плотно сделан. Надёжно. Не иначе, дед Прокоп смастерил?

-- Его работа. Постарался для тебя... А ты чего трясёшься весь, как в лихорадке? Замёрз?

-- Знобит с похмела... Сушняк давит... Нет ли чего?

Васька вытащил из-под сиденья начатую бутылку, подал Мишке.

-- Держи, покойник! Накати за своё воскресенье из мёртвых. А мы - за твоё! Сто лет проживёшь, Хлеб!

Шутка понравилась. Дружно расхохотались, чувствуя облегчение. Иван и Васька налили себе по полному стакану, выпили. Мишка с жадностью опорожнил в рот остальное. Отбросил бутылку в кусты, притопнул ногой.

-- Эх, гармошечку бы сейчас!

-- Залазь в кабину, плясун...

У Мишки лицо раскраснелось. Распахнул куртку.

-- Не-е. Я и так взмок весь, пока брёл в снегу по колено. Да опять в кабине жариться. В ящике своём полежу, отдохну малость.

Мишка бросил в гроб пучок соломы под голову, завалился в него.

-- Во даёт! -- заржал Васька, глядя как Мишка удобно сложил руки на груди.

-- Во хохма будет, когда привезём его в Завьялово!

-- Наливай! -- сказал Иван.

-- А я что делаю?! -- смеясь, ответил Васька, распечатывая новую бутылку. Обернулся в окошко, пробормотал:

-- Нет, ты глянь на этого хохмача! Нашёл местечко для отдыха! Ну, даёт!

Мишка, разморенный ходьбой и водкой, скоро захрапел. Сани дернулись, встряхнули солому на гробу, понеслись по рытвинам и ухабам.

Уже в сумерках трактор остановился у дома охотника Хлебникова. Остроухая лайка проворно заскочила на сани, обнюхала на Мишке одежду со столь знакомым ей запахом тайги. Тихо заскулила.

В кабине, съехав с сиденья, пьяно насвистывал носом Васька Зайков. Иван Лосев тяжело спрыгнул с гусеницы трактора, упал на обочину. Что-то бормоча, поднялся, подошёл, шатаясь, к саням.

-- Вставай, Хлеб, приехали... Слышь, Хлеб?

Мишка не шевельнулся. Лицо его, присыпанное снежной крупой, посинело от мороза, и мелкие колючие снежинки, опускаясь на него, уже не таяли.

Скажите Борису Кугоколо, что он браконьер, обидится.

-- Ну, какой я браконьер? Белок, рябчиков, уток и прочую живность мелкую не стреляю. Соболя, колонка и другую пушнину не промышляю. Ну, лося завалю одного в зиму и на целый год... Что же, мне с голоду помирать, что ли? Зарплату уже полгода не платят... Семейные в города поубегали, а мне куда податься? Здешний я, и тайга моя кормилица... Так рази я браконьер?

Вечером пришёл к нему мастер лесопильного цеха Крутиков. Спрашивает:

-- Ты чего сегодня на работу не вышел?

Борис печку растапливал. Стружки подложил под поленья, поджёг. Огонь быстро охватил смолистые дрова, и он закрыл топку, неприветливо глянул на вошедшего.

-- Тебе-то что?

-- Как что? Лесовозы приехали, а пилорама стоит, древесины нет... Вот, и объясни, почему не явился в цех?

-- Встал утром, смотрю - вороны летят. Каркают, торопятся за сопку...

Крутиков знал привычку пилорамщика на любой вопрос отвечать издалека, с подходом и дотошными подробностями. За то в леспромхозе Бориса называли "Кугоколо - вокруг да около".

-- Я ему про пилораму, а он мне про каких-то ворон... Что к чему? Какое отношение они имеют к твоему прогулу?

-- Очень даже прямое... Вороны зачем летели? Мяса поклевать! Не иначе сохатого охотники добыли, тушу разделывали, на снегу накровянили... Так?