Татьяна Герцик - Рассказы

Он нахмурился. Неужели она замужем?

Ирина отрицательно мотнула головой и призналась, что уже нет.

Максимов заметно повеселел. И у него с семейным положением аналогично. Заметив на ее лице неприязненную тень, оправдываясь, добавил, что не виноват в уходе жены. Та встретила американского миллионера, более перспективного во всех отношениях. Его вины в их разводе нет.

Ирина с облегчением вздохнула и застенчиво улыбнулась.

Улыбнувшись в ответ, он с неожиданной неуверенностью спросил:

– Может, останешься в Москве? Можно пока пожить здесь, в гостинице, или снять квартиру. На работу я тебя устрою, вакансий в наших филиалах по Москве полно.

Ирина, не раздумывая, согласилась.

Они встречались около двух месяцев, потом Ирина переехала к нему.

С той поры прошло несколько лет. Они женаты, у них трое малышей, два сына-близнеца и новорожденная дочка. Ирина время от времени с благодарностью вспоминает лифт, так своевременно познакомивший их друг с другом. Александр тоже не дает ей забыть их первую встречу, при каждом удобном случае целуя жену в лифте.

Александр не верил ни в бога, ни в черта. Он всего в жизни добился своими руками, без помощи потусторонних сил. И теперь, когда его единственный сын попал в автокатастрофу, маялся, не зная, что предпринять. Он предложил врачам огромные деньги, но они только посмотрели на него, как на сумасшедшего и сказали, что все в руках Божиих.

Он понуро сидел в коридоре клинической больницы перед дверями операционной, когда проходившая мимо медсестра в угнетающе-белом халате посоветовала ему помолиться в церкви напротив и поставить свечу за здравие.

Александр никогда не был в церкви, но это было какое-никакое, но действие, а сидеть и ждать он никогда не умел. Всегда считал, что ожидание удел людей слабых, а действие – сильных.

Прикинув, что жена подъедет еще нескоро, соскочил с неудобной больничной кушетки и вышел на улицу. Дул сильный ветер, срывавший с деревьев последние желто-красные листья. Александр быстро перебежал улицу и очутился перед небольшой каменной церковью. Окинув ее быстрым взглядом, с неудовольствием констатировал: новодел. Наверняка и иконы новые, ненамоленные. О том, что иконы и сама церковь должны быть старыми, слышал еще в детстве от прабабки.

Пожав плечами, – что ж, на безрыбье и рак рыба, – нырнул в тишь низкого свода. В притворе женщина в черном платке продавала церковную утварь. Он спросил у нее, что нужно делать, чтобы человек выздоровел. Она посоветовала обратиться к отцу Михаилу, он все расскажет.

Внимательно оглядевшись, Александр пошел в церковь. Лишь пройдя до середины, догадался перекреститься. Сделал он это слишком широко, с залихватским размахом.

Молодой священник с усталым лицом, в длинном черном одеянии, тотчас понял, что перед ним новичок, и, легкими шагами подойдя к прихожанину, спросил, что случилось. Его голос звучал мягко и сочувственно, но Александр, уверенный, что слабость порок, который никому нельзя показывать, в ответ лишь непроницаемо спросил:

– Мне помолиться нужно за здравие. Как это сделать? – у него язык не поворачивался назвать этого мальчишку «отец Михаил». Какой он ему «отец»?

Священник спокойно посоветовал:

– Купите свечу и поставьте у лика Спасителя нашего или Божьей матери. Но можно и у Николая-чудотворца. Иконы святого Пантелеймона в нашем храме, к сожалению, еще нет. И, конечно, сотворите молитву. Но молитву нужно читать от чистого сердца. Это же не просто слова. Вы крещеный?

– Да.

– Наверное, бабушка крестила еще во младенчестве?

– Прабабка. Бабка у меня атеисткой была. Как говорится – спортсменка, комсомолка, красавица. А потом и коммунистка.

– Понятно. Вы в святом храме за всю свою жизнь наверняка ни разу не были?

– Не был.

Давая понять, что этот пустой разговор ему надоел, Александр резко развернулся и отправился в притвор. Женщина с печально склоненной головой смотрела на икону, чуть заметно шевеля губами, видимо, читая молитву.

– Мне самую дорогую свечу.

– Самые дорогие свечи – венчальные. Вам они нужны?

– Да нет. – В голове почему-то мелькнуло, что с женой они не венчались. Александр удивился этой странной мысли, – какая разница – венчались, не венчались? – Мне свечу за здравие.

Получив внушительной величины свечу, поставил ее на подсвечник, неловко перекрестился и задумался. Как прочесть молитву, если не знаешь ни одной?

Снова вернулся к женщине и попросил молитвенник. Открыл его на молитвах «О здравии» и принялся читать, спотыкаясь на каждом слове.

Рядом снова оказался священник.

– Будет гораздо лучше, если вы попросите о чем-либо своими словами, но от души.

– Неформально, что ли?

– Пусть будет неформально.

Александр кивнул головой, прикрыл тяжелые веки и попытался сосредоточиться. Не получилось, слова выходили тяжелые, будто по принуждению.

– Может быть, вам сначала нужно покаяться, очистить душу? – назойливости священника не было предела.

Александр не считал себя грешником. Он и жене-то не изменял. Ну, почти, а это, как всем известно, птичий грех.

– Нет у меня грехов. И каяться мне не в чем.

Священник задумчиво покивал головой чему-то своему.

– Конечно, конечно. Но только гордыня – это уже тяжкий грех.

Александр удивился.

– Никогда гордыней не страдал. Я со всеми общаюсь запросто.

Отец Михаил задумчиво протянул:

– Очень трудно помочь человеку, если он того не желает.

Александр хотел было возразить, но осекся. В словах священника была доля истины. Он не то что не хотел помощи, он просто привык со всеми проблемами справляться сам. Но только вот сумеет ли он справиться и с этой?

В церковь зашла молодая пара, оглядывающаяся вокруг с недоуменным опасением, и отец Михаил поспешил к ним на выручку. На мгновенье Александр почувствовал себя обездоленным, но тут же стряхнул с себя это неуместное чувство. Взглянув на часы, решил, что сделал здесь все, что мог, и отправился в больницу.

В коридоре перед операционной сидела жена, горестно плакавшая в платочек. Александр поморщился, он не терпел женских слез. Заслышав тяжелые шаги, Светлана подняла голову, увидела его и прекратила рыдать, сжавшись в комочек и отодвинувшись к самому краю кушетки.

Это покоробило Александра. Почему она ведет себя так, будто он ей чужой? И тут же в мозгу вспыхнула неприятная догадка: а ведь она и впрямь воспринимает его как чужого!

Перед глазами вдруг возникло ее веселое и смеющееся лицо, то, каким оно было двадцать лет назад, в то время, когда он увидел ее впервые и решил, что именно эта девушка станет его женой. Когда же она превратилась в это тихое и затравленное существо? И чья в этом вина?