Артуро Пьетри - Дождь: рассказы

Сержант Тунапуй заболел лихорадкой. Его отнесли в больницу почти без сознания. Он весь горел, глядел в одну точку отсутствующим взглядом, то и дело начинал бредить.

Как только сержанта уложили на койку, немой уселся рядом и больше не отходил ни на шаг. Он трогал лоб больного, чтобы узнать, есть ли жар, постоянно менял холодные компрессы, аккуратно, вовремя давал лекарства.

Казалось, он не покидал сержанта и в бредовых его видениях, словно разговаривал с ним без слов. Иногда больной приходил в волнение, начинал говорить отрывисто:

— Козленка одного не хватает… Посчитай-ка… Ты посчитал? Эта собака никуда не годится… Козленка потеряла… Надо идти козленка искать…

Охваченный бредом, он пытался вскочить, фельдшер мягко, но с силой удерживал его, укладывал, оправлял постель и ждал, скорбно и напряженно, когда сержант снова погрузится в забытье.

Другие больные, а также все, кто бывал в палате, не могли надивиться преданности немого. Казалось, он врукопашную дерется со смертью, отстаивает жизнь сержанта.

Всякий раз, когда сержант Тунапуй приоткрывал глаза, он видел сидевшего у его постели фельдшера, спокойного, заботливого. Сначала он различал немого с трудом, как бы в тумане и, кажется, не узнавал, но позже, когда начал поправляться, смотрел уже на него сознательно и иногда улыбался ему.

Однажды сержант, чувствовавший себя почти совсем хорошо, не в силах справиться с жаждой, мучающей всех выздоравливающих, вдруг сказал:

— Хочу апельсин.

И тотчас пожалел, что сказал. Ведь он знал: в военное время, в крепости добыть апельсин почти невозможно и вдобавок вспомнил, что именно слово «апельсин» заставлял произносить пленных, чтобы распознать врагов. Вдруг немой подумает, будто он нарочно попросил апельсин — показать, что все еще не доверяет ему. Но больше ничего сказать сержант не успел. Немой мгновенно вскочил и исчез. Сержант Тунапуй задумался. Любопытно, размышлял он лениво, как немой будет добывать апельсин. Может, решится украсть его у кого-нибудь из офицеров. Или отправится на поиски по харчевням городка. Вот он стоит у полуотворенной двери офицерской комнаты, осторожно вглядывается в круглый, поблескивающий в полутьме плод. Или бегает как безумный в напрасных поисках по крутым уличкам города. Не следовало просить его. Не следовало напоминать о своих сомнениях и подозрениях. Враги — они злые и носят красные мундиры. А немой — он не может быть врагом.

Нет, не враг тот человек, что стоит сейчас у его койки. Немой человек. И — даже не верится — держит в руке большой золотой апельсин, сияющий словно солнце, и в другой руке его нож, чтобы этот апельсин очистить.

Лицо сержанта расплывается в улыбке, глазки совсем пропали. Трудно ему выговорить эти слова, но он должен их выговорить:

— Ты хороший, немой. Ты очень хороший. Лучше меня. И чтобы показать полное свое доверие, чтобы изгладить навсегда все темное, что было прежде, сержант не называет больше этого человека «немой», он впервые зовет его по имени, он признает существование того, другого, кого все в крепости давно уже зовут Эсперандио.

— Ты хороший, Эсперандио…

Через некоторое время пришел в крепость небольшой отряд под предводительством капитана. Измученные, усталые, солдаты брели издалека и много претерпели в пути опасностей и бед.

Капитан доставил инструкции для командиров и надолго заперся с ними. Все обитатели крепости принялись гадать, что бы это могло значить. Некоторые, поговоривши с солдатами из отряда капитана, выяснили, что дела армии патриотов идут неважно. Консерваторы отвоевали большую часть страны. Возможно, капитан прибыл с приказом оставить город и идти куда-нибудь далеко на соединение с основными силами. Ничего хорошего в этом нет: прощай, спокойная жизнь под прикрытием крепостных стен, придется шагать по бесконечным извилистым тропам под палящим солнцем, натыкаться на вражеские засады, драться. К вечеру во дворе, под деревьями собралось довольно много офицеров и солдат; все окружили капитана, он рассказывал о последних военных новостях.

Целые города стерты с лица земли. Всюду покинутые дома, голые, почерневшие от огня стены. По дорогам тянутся беженцы, люди покидают деревни, везут на ослах детей и стариков, катятся повозки, набитые узлами, на узлах тоже сидят дети и старики. Все бегут, спасаются от консерваторов. И случается, натыкаются на отряд вражеской конницы. Всадники окружают безоружных людей, гонят их, как охотники зверя. Капитан рассказывал жуткие подробности.

— Побывал я недавно в своем родном городке, никого там не осталось. Сначала поубивали всех мужчин, а потом и за детей принялись, чтоб не осталось мятежного семени, так они говорили. Малышей подбрасывали вверх, будто мячи, и ловили на острия штыков.

Солдаты слушали молча, сменялись в воображении страшные картины смерти и запустения, ненавистью накалялись сердца.

— Враги не щадят никого, убивают всякого, кого только заподозрят, что помогал восставшим. В городах, где они хозяйничают, никто не решается прятать наших. Целую семью перебили — мужчин, женщин, детей: они знали, что в соседнем доме скрывался один из наших, и не донесли. И все жители, которые были знакомы с этим семейством, теперь дрожат от страха, потому что только одно это ставит их под подозрение и может стоить жизни.

Сержант Тунапуй вместе с другими жадно слушал капитана, возникали перед глазами страшные сцены, от ужаса и гнева кровь стыла в жилах.

— Враги ни одного человека из наших не оставляют в живых. Мы должны заплатить им той же монетой. Ни одного в живых не оставим.

Сержант в волнении до боли сжал руки. Он вспомнил, как резали пленных, и теперь стало обидно, что не воспользовался случаем, ни одного врага не зарезал своими руками. Ему приходилось прежде резать телят и свиней, но когда вражеская горячая кровь течет по рукам — это ведь совсем особое чувство.

— В одном городке на реке Туй, — продолжал между тем капитан, — консерваторы выпускали наших пленных солдат одного за другим и под крики и хохот всадник с копьем мчался вслед, догонял и пронзал человека копьем.

Под конец, когда собирались уже расходиться, капитан предупредил грозно:

— Надо соблюдать осторожность, везде полно шпионов, предателей. Враги подсылают к нам своих людей разузнавать, каковы наши силы и что мы намерены предпринять. Бдительными надо быть, всегда начеку.

Все разошлись взволнованные, встревоженные. Сержант Тунапуй, проходя мимо больницы, машинально заглянул внутрь. В палате никого не было, только в углу, как всегда съежившись, сидел немой. Сержант прошел не останавливаясь. Немого заперли в камеру, приставили часового, чтобы глаз не спускал. Целый день допрашивал его вновь прибывший капитан, он утверждал, что знает немого, что тот — офицер вражеской армии.