Ляман Багирова - Смородинка (сборник)

— Тата, ты научишь меня играть на гитаре? Научишь?!

— Научу, научу, только не души меня! — отбивалась тетя.

— Тата ты обещала! Ну, Тата-а-а!..

Вот вам и счастье Дины. И если вам скажут, что это не так, что счастье — это всего лишь набор стандартных пожеланий здоровья, удачи, успехов и прочих благ — не верьте! Не верьте!! Счастье — это невыразимая легкость бытия, это умение улыбаться сквозь слезы. Улыбаться, чтобы не случилось. И жить, и верить, что завтра будет лучше, чем сегодня. И это завтра будет и для тебя.

… — Тата-а-а-а!!! — зовет взрослая, уставшая Дина сквозь толщу неимоверных лет и знает, что тетя услышит ее.

— Дина-а-а! — откликнется та. И не будет в ее голосе ни горечи, ни боли, ни оплывшей одинокой старости, ни скромной могилы, заросшей вьюнком и одуванчиками. Тетя будет живой, той же упруго-ладной тридцатисемилетней женщиной, смешливой и взрывной. Девушкой из маленькой таверны, некрасивой и прекрасной! Лучшей. Единственной в мире Татой.

Хороши осенние яблоки, чудо как хороши! Душистые, румяные, соком изнутри, словно фонарики, светятся! Вот тебе и бумажный ранет, и крепкий апорт, и нежная семеринка! А навалены-то на тележках разноцветными горками, не захочешь — залюбуешься! Залюбуешься — подойдешь!

Восьмилетний Руслан так и делал, шел за отцом вдоль базарных рядов, тащил за ним кулек с морковью и зеленью, а сам все на яблоки заглядывался. Наконец, отец устал окрикивать, шваркнул легонько сына по затылку, и сказал, будто отрезал:

— Ну, давай, только быстро. Какие хочешь, выбирай, и пошли.

Руслан протянул руку к глянцевитым красным с нежными зелеными бочками.

— Ого! — Худой длинный продавец хрипло засмеялся. — У твоего сына, дай Бог ему здоровья, хороший вкус. Самые лучшие выбрал.

Отец хмыкнул что-то неопределенное.

— Бери, сынок, бери, — заторопился продавец, отвешивая три кило. Яблоки сейчас самые полезные. Для крови, знаешь как хорошо.

— Руслан, так нельзя, — выговаривал отец по дороге. — Мама наша болеет, нам скорей домой надо, а ты задерживаешься. Неглупый вроде, сам понимать должен, а все равно одно и то же.

— Извини, папа, я нечаянно.

— Нечаянно. За «нечаянно», знаешь, что бывает?

— Бьют отчаянно — вздохнул мальчик.

— Вот, вот. Ладно, иди, яблочная твоя душа.

Отец подтолкнул его к деревянной двери. Когда-то она была голубой, нарядной с затейливым замком-щеколдой. Сейчас от нее, выцветшей, сильно тянуло лекарством. Впрочем, лекарством тянуло от всего во дворе: бледных гераней, старой огромной кастрюли с водой, даже от выщербленных белых кирпичей, которыми отец с матерью аккуратно огораживали скромные грядки с мятой и петрушкой. Да не просто аккуратно, а укладывали с фантазией, наискось, чтобы получилась зубчатая полоска-ограда.

Больше всего Руслан в своей недолгой жизни любил вечер субботы. Приятно было думать, потягиваясь под пестрым одеялом, что завтра воскресенье, не надо идти в школу, и можно вдоволь поваляться. А потом мама будет готовить воскресный обед, а это значит, обязательно: какой-нибудь вкуснющий салат, запеченную до смуглоты хрустящую курочку или нежнейшие котлетки, рассыпчатую картошку с холодным свежепросоленным огурчиком и, конечно, десерт. Тут Руслан глотал слюнки, предвкушая или шоколадные эклеры, или песочное печенье, или любимый воздушный яблочный пирог.

На этом месте Руслановых мечтаний появлялась мамина душистая рука в шелковом рукаве халата и ерошила мальчику волосы.

— Ну, просыпайся, умывайся, соня! Кто рано встает, тому Бог дает. Давай, давай, а то аппетита не будет.

— Будет!! — кричал Руслан, прыгая в кровати.

— Ну, давай, давай. — Мать улыбалась, поправляла выбившуюся около виска прядь, и выходила из комнаты.

И вдруг все разом кончилось. Мама как-то быстро похудела, от еды ее мутило. Она целыми днями глотала какие-то таблетки, надолго исчезала из дома. Тогда хозяйством заправляла бабушка, мать отца, немногословная высокая старуха в темном платке с кисточками. От платка пахло нафталином и сухой геранью.

Она по-своему любила Руслана, заботилась о нем, но была скупа на ласку, или просто считала, что мальчику излишняя чувствительность ни к чему, и может только навредить во взрослой жизни.

У нее были натруженные жесткие руки, у этой старухи, вырастившей четырех сыновей, и особая речь, которая не выговаривала, а, словно, откусывала тяжелые редкие слова.

Бабушка предпочитала простую пищу без кулинарных причуд. Впрочем, готовила вкусно и сытно. Руслан поглощал супы и каши с мясом, чинно говорил «спасибо» и втихомолку продолжал мечтать о маминых салатах и пирогах. В последнее время мечтать приходилось много, потому что мамы не было подолгу.

…Когда Руслан вошел в дом, мама стояла возле кресла в большой комнате. Руслан бросился к ней и поразился, как мало от нее осталось: зеленые огромные глаза и страшные провалы за ушами. Кажется, подними ее на руки и не почувствуешь тяжести.

— Мама, ты, где была? — почти крикнул Руслан. — Ты, что, совсем ничего не кушала?

Мать жалко улыбнулась.

— Руся, надо говорить «ела», а не «кушала». Ты, что забыл?

— Мама, ты больше не уйдешь? Я тебя никуда не отпущу. Слышишь?!

— Не уйду, мой хороший, не уйду. Не кричи только.

— Бабушка, когда обедать будем? Маме надо много кушать, ой, есть.

Руслан помчался на кухню. Бабушки там не было. Она стояла в коридоре с отцом.

— Что ей можно? — услышал он бабушкин голос.

— Да, все. Последняя стадия, метастазы, чего уж там.

Руслан не понял, о чем говорит отец, да, честно говоря, и не расслышал. Он знал, что маму надо накормить, и, как можно, скорее.

Руслан отобрал три самых красивых яблока, вымыл их и, вытерев салфеткой до блеска, отнес на тарелке в спальню. Мама лежала, прикрыв глаза.

— Ешь, — повелительно сказал мальчик. — Продавец сказал, что они самые полезные.

— Ах, ты, мой маленький доктор. — Мама протянула руку и погладила его по голове. Руслану показалось, что ему на голову села бабочка. — Задерни, Русенька, занавеску, мне глазам больно.

Руслан деловито задернул пеструю занавеску и начал неспешно:

— Мама, скоро Новый Год. Ты обязательно поправишься и приготовишь праздничный обед. А я украшу елку и положу под нее подарки. Я знаю, что никакого Деда Мороза нет, это мы все дарим другу что-нибудь. Мама, что бы тебе хотелось? Мамочка, ну скажи, пожалуйста. Я же все равно подарю, а надо, чтобы тебе нравилось.

Руслан не заметил, как своей тяжестью навалился на мать. Он и раньше любил прижаться к ней и засыпать под сказку.

— Русенька, тяжело мне, — виновато улыбнулась мама. Улыбка получилась бледной.

— Ну, мамочка, — канючил Руслан. — Ты только скажи, и я сразу уйду.