Линдэл Хэдоу - Австралийские рассказы

Я опустился на колени рядом с моим широкоплечим спутником. Он внимательно осматривал раненого при свете карманного электрического фонарика, который вынул из кармана. Мужчина лежал в луже крови и грязи, под головой у него было пальто жены. Было ясно, что он очень плох, потерял сознание, но слабо стонал и конвульсивно вздрагивал.

Как всегда при виде страданий и крови, мне стало не по себе, но мой спутник внимательно осмотрел пострадавшего. Он проверил пульс, выслушал сердце, ощупал раненого с ног до головы. Делал он все это уверенно, весь углубившись в исследование.

— Скорей, скорей за доктором! — послышался сквозь шум дождя голос женщины.

Мой спутник поглядел на нее.

— Садитесь в мою машину, — сказал он твердо. — Ваш муж потерял много крови. Ему нужна немедленная помощь.

Я встал и повел упирающуюся женщину к машине.

— Мы доставим его к врачу как можно скорее, — говорил я, стараясь ее успокоить. Но она вырвалась и, плача, побежала назад к мужу.

— Не трогайте его, у него, кажется, сломан позвоночник, — услышал я ее крик.

Верзила поймал ее за плечи и твердо повел к нашей машине.

— Позвоночник у него цел, миссис, позвольте уж мне знать. Но я должен оказать ему первую помощь, прежде чем везти к врачу. Садитесь на переднее сидение, миссис, а мы сию минуту положим вашего мужа на заднее.

Она подчинилась, продолжая плакать.

— А не лучше ли сразу к врачу? — подал я голос.

— Он умрет в дороге. Из него кровь хлещет ведрами. Тяжелая рана в правом бедре и в боку, а правая нога сломана. Но голова цела, слава богу. Надо остановить кровотечение и дать ему маленько тепла, а то ему крышка.

Я уже почти забыл наш предыдущий разговор, и мысль о том, что этот полоумный вздумает натирать несчастную жертву своей ворванью, пронзила меня, как острой иглой.

— А ты уверен?

— Конечно.

Прежде чем я мог сказать хоть слово, он подтолкнул меня к бесформенной груде окровавленного тряпья.

— Он еще жив… Умеешь ты водить машину?

— Да. Но с этой твоей колымагой…

— Ладно, она ходит, как молодая… Теперь послушай: мы перенесем его сейчас на заднее сиденье. Ты поведешь машину, а я пока полечу его. До поселка доберемся в каких-нибудь полчаса. Иначе не выручить этого парня. Бери-ка его под мышки.

Я повиновался. Мой спутник побежал к машине, вытащил мой чемодан и переложил его на переднее сидение.

Мы отнесли слабо стонущего человека в машину. Укладывая раненого на сиденье, я заметил на полу кабины сумку и бутыль. «Аптечка и… ворвань, — подумал я, — о боже милостивый!»

Каким-то чудом мотор еще не заглох. Разворачивая машину, я с ужасом подумал о том, к чему может привести медицинская помощь, которую сейчас примется оказывать умирающему, мой верзила.

Женщина как будто немного успокоилась, она сидела рядом со мной выпрямившись, как в столбняке. Я повел машину назад к поселку, чувствуя, что моя одежда промокла насквозь. Все мое внимание было поглощено тем, чтобы оставаться на правой стороне дороги. Вдруг я услышал стон и на мгновение обернулся. Мой спутник снял с раненого брюки и кальсоны и при свете своего фонарика накладывал повязки. Женщина не решалась посмотреть туда. Вдруг она стиснула мою руку.

— Скорее! Ради бога, скорее!

— Да нажми как следует, — отозвался верзила. — Если нажать, она дает двадцать пять миль.

Потом я услышал бульканье и новый стон. «Хорошо хоть, что он дал раненому глотнуть водки», — подумал я.

Стоны становились громче, — мой лекарь продолжал перевязку. Поворот — и вдали замелькали слабые огоньки поселка. Я снова обернулся. Разрази меня гром! — верзила втирал свое снадобье в ноги и бока раненого, между искусно наложенными повязками.

— Давай сюда коврик! — крикнул он. — Там есть еще один, скатанный. Давай и его!

Я с трудом выполнил это распоряжение. Когда мы доехали до окраины поселка, я не мог удержаться и опять бросил взгляд назад. Верзила укутал ноги пациента в коврик. Он, по-видимому, снял с него остальную мокрую одежду и укрыл своим пальто и вторым ковриком — без сомнения предварительно растерев ворванью плечи и грудь раненого. Когда женщина указала мне дом врача и я затормозил, мой спутник, влив в рот своему пациенту еще глоток водки, энергично тер ему руки.

— Ступайте позовите доктора, миссис, — сказал он.

Женщина взбежала на крыльцо. Мы вдвоем подняли раненого на руки, причем я опять поддерживал наименее разбитую часть его тела. Вышедший навстречу врач провел нас прямо в операционную, и мы положили неподвижное тело на высокий стол. Жена фермера была в полуобмороке, ею занялась какая-то женщина.

Врач тут же выпроводил нас из операционной. Только теперь я заметил, что верзила мой был весь измазан кровью и дрожал как осиновый лист в своей полотняной рубашке. Мы молча уселись в прихожей. Прошло бесконечно много времени, или так нам показалось. Потом в дверях появился врач. Женщина бросилась к нему.

— Как он, доктор? Он не умрет? Он…

— Думаю, что все обойдется, — сказал врач. — Повреждения тяжелые, но, мне кажется, он выкарабкается из беды благополучно. Тот, кто остановил кровотечение и снял с вашего мужа мокрую одежду, спас ему жизнь.

Жена фермера бросила благодарный взгляд на моего сурового спутника, но не успела сказать ни слова, — он кивнул мне, и мы вышли из комнаты.

Когда мы усаживались в машину, он сказал:

— Ты слышал? Доктор говорит — я спас ему жизнь. Я-то хорошо знал — раз кровь остановлена, остается одно: тепло против холода.

Я промолчал. Когда машина тронулась, он добавил:

— Мне придется завернуть в гостиницу, переодеться в сухое. А потом отвезу тебя в город. Не миновать мне новой простуды, но ничего — ворвань меня живо на ноги поставит.

В конце концов мы добрались до города. Все это было много лет назад, и я больше не встречал моего странного спутника. Но я часто невольно вспоминаю о нем — об этом широкоплечем детине, которому следовало быть врачом, а не уборщиком в гостинице.

Перевод Т. Озерской

Шестеро безработных трудились в поте лица, отрабатывая свое пособие. Каждый поочередно насыпал на дорогу полную лопату гравия и добросовестно, не спеша, разравнивал его. Некоторые были в шерстяных фуфайках, другие надели старые жилеты, ибо, невзирая на все старания солнца изгнать из долины мороз, погода держалась холодная. Две порожние подводы стояли у обочины. Лошади пощипывали белую от инея траву.

— Кончайте эту кучу, и пора обедать, — сказал Мэрфи, десятник, присланный муниципалитетом для наблюдения за общественными работами. — Скоро уж полдень.

Один из безработных, выделявшийся своим ростом и могучим сложением, кинул лопату на подводу.

— Ну, а Дарки больше пальцем не шевельнет до обеда, — сказал он, приглаживая мозолистой ладонью свои черные взлохмаченные волосы. — Можно подумать, что вы нам не пособие платите, а каждую неделю отваливаете по десятке.