Аланка Уртати - Кавказские новеллы

Так как Хаджи-Мурат никогда прежде таких огромных лошадей не видел, то возраст, который он определял, никак не соотносился с их величиной, тем не менее, он уверенно называл его.

При этом, определяя возраст по конским зубам и своей интуиции, он ни разу не ошибся, а когда сказал, что лошади двадцать пять лет, его стали сбивать с толку, но он упрямо твердил своё.

Хозяин рассмеялся и, к удивлению всех, подтвердил, что ей только что исполнилось именно столько.

Это принесло ему ещё одну победу, он стал старшим над всеми конюшнями. Питаться его перевели в английскую столовую.

Лошади создали ему славу и у индейцев, которые решили заарканить самого ковбоя, для чего пришли всей семьей и привели приятного вида индейскую невесту. Он был не прочь породниться, если бы американцы, с их железной логикой, не отговорили его в пользу невест Северной Америки, куда он намеревался отправиться.

Ушёл он с мирным украинцем Иваном Сороколитой, который вначале имел против кавказца необоснованное предубеждение и боялся ложиться спать, если невдалеке был Хаджи-Мурат, думая, что кавказец непременно убьёт его, однако, теперь был неразлучен с ним.

Вдвоем они ушли на границу, в Негалос, штат Аризона, находившийся одновременно и в Мексике, и в США, оттуда перебрались в Лос-Анджелес, затем в Сан-Франциско, сразу после землетрясения 1906 года, которое принесло неисчислимые бедствия со множеством людских жертв и разрушений.

И куда хлынула вся Америка в надежде заработать на жизнь.

Поскитавшись среди живших на горе в Сан-Франциско, где были англичане и вся разновидность русских сектантов: молокане, духоборы, прыгуны и прочие, которые вызывали у Хаджи-Мурата простое любопытство, он все же пытался найти земляков или знакомых по Харбину.

Услышав, что в Сиэтл, штат Вашингтон, приехало много кавказцев, он бросил свою тяжёлую работу клепальщика на заводе и отправился искать своих, а с ним и верный Иван Сороколита.

В Сиэтле они встретили осетин и ингушей и, объединившись с англичанами, большим отрядом отправились на золотые прииски в Фербенкс, на Аляску.

Шли в пятидесятиградусный мороз, под ветром, закутанные в одеяла, все восемьсот с лишним английских миль, меняя каждую сотню шагов впередсмотрящих, которые встречали лицом и грудью ветер и снег, и дольше выдерживать было невозможно.

На прииске золота было совсем мало, а работа изматывала так, что дрожали руки, и редко кто выдерживал подряд два года. При этом искатели работали только летом, а к зиме, как птицы, устремлялись в тёплые края, к тому же зимой коробок спичек стоил четверть американского золотого доллара.

В суровых заснеженных краях, в Канаде и на Аляске, с провизией закупалось много свиного сала, и Хаджи-Мурат ел его вместе со всеми, нисколько не задумываясь над своей формальной принадлежностью к исламу; в любой среде, где бы он ни был все эти годы, она никак себя не обнаруживала, никаких законов не диктовала.

Хотя его родное село по истечении времени выстроило в центре мечеть и объявило себя мусульманским, как и другие приграничные села в окружении народов, не столь давно поменявших христианство на ислам, однако, оно было и осталось сугубо осетинским со всей древней ритуальностью и обычаями, пронесёнными через все времена.

И имя его носило не информацию о паломничестве – «хадже» в Мекку, а услышанное где-то, оно понравилось своим звучанием тому, кто взялся дать имя этому ребенку.

Позднее, в первую мировую войну, когда, мобилизованный в Дикую дивизию, он будет получать один за другим Георгиевские Кресты, православный орден нисколько не будет противоречить его духу потомка древнего племени алан, которым покровительствовал древний скифский бог Арес, всадник.

Когда же награждали его приятелей по Дикой дивизии – ингушей, старались учитывать их мусульманское вероисповедание, давали Крест с изображением не Святого Георгия на коне, а с двуглавым орлом.

Но ингуши бросали свои ордена на землю!

– Сулейман, зачем бросил орден на землю? Ты же его за храбрость в бою получил!

– Хаджи, не хочу с петухом, пусть тоже дадут с джигитом!

Хаджи-Мурат весело смеялся.

Во вторую зиму на Аляске он уговорил приятелей остаться зимовать, не растрачивать на дорогу силы и деньги. Всю осень они подрывали землю и наполняли ею длинные короба, чтобы летом промыть.

Оставшись зимовать, они построили из бревен дом. Хаджи-Мурат накупил оружия, одно ружье он купил для птиц, второе, побольше – для зверей, но здесь, в основном, были кролики. Он метко отстреливал любую живность, и всю зиму они питались жирной крольчатиной и дичью.

Все заработанные деньги он легко тратил на оружие, страсть к которому обнаружилась тогда же, при переходе из Канады к прииску в Фербенксе.

Он обзавелся маузером, и любые пистолеты стали неотъемлемым оружием на всю последующую жизнь.

Кроме двух оружий и маузера, был у него финский нож и топор, которым он ловко орудовал с самого детства – строил дом, рубил дрова, умел использовать как оружие.

Летом оказалось, что золота там меньше, чем их затрат и сил, и средств.

Вскоре Хаджи-Мурат снова поверил статье некоего англичанина о прииске Шушан-Аляске, о котором тот писал, что нашёл золотые самородки, и мужчине можно заработать четыре тысячи американских долларов за день.

Можно грести золото лопатой, решили друзья, и вшестером, осетины и с ними Иван Сороколита, ушли из Фербенкса.

Для длительного и тяжелого перехода они купили двух больших лошадей за три тысячи долларов и подходящий фургон.

Лошади те же самые, каких выращивал в Мексике мистер Бейкер, в подкове одной из них изумленный Хаджи-Мурат насчитал 24 гвоздя и 5 упоров.

Эта пара по лошадиной мощности и вместимости в фургоне всего того, что они везли: палатки, ружья, печку, лопаты, все приспособления для промывания золота, съестные припасы, тёплую одежду – по пятьсот пудов на каждую, была всё равно, что товарный вагон, который исправно двигался и по плохой дороге.

И всё же по просеке, по которой они ехали какое-то время, дальше с фургоном продвигаться было нельзя, они были вынуждены бросить его, а всё имущество навьючить на лошадей.

Хаджи-Мурат легко ориентировался по любым картам и никогда не расставался с компасом, за озером, к которому вышла их группа, он выискал обозначение избушки, решил наведаться в поисках проводника.

Чтобы не обходить озеро из-за его величины, они соорудили плот из двух сосновых бревен, перевязав их отёсанными верхушками тех же сосен, Хаджи-Мурат отплыл на разведку, оставив на берегу друзей и коней.

Сойдя с плота, он сразу же наткнулся на вооружённых индейцев, высокорослых и бородатых. Один из них заговорил по-английски, согласился быть проводником, только просил не денег, а фунт сахара.