Аланка Уртати - Кавказские новеллы

Индеец повёл их дикими тропами. Лошади шли тяжело, та, которую вёл Хаджи-Мурат, при попытке прыгнуть через овраг соскользнула и упала в него.

Он рухнул вместе с нею, но не отпускал, ждал, пока с неё снимут тюки. Ей удалось вскочить, однако, она снова рухнула, теперь уже всей своей тяжестью подмяв под собой Хаджи-Мурата.

Он не мог дышать, но чувствовал, что эта лошадь умна, ни разу не пошевельнулась, словно понимала, что иначе переломает ему все ребра. С большим трудом удалось её поднять и вытянуть из оврага. Хаджи-Мурат пришел в себя, но не мог идти из-за распухших ног, индеец лечил его травами.

Вскоре стало очевидным, что и лошадей придется бросить прямо здесь, на пастбище, а дальше идти только пешком.

Прощаясь с лошадью, Хаджи-Мурат в который раз оценил это животное, которое мучительно выполняло все требования и прихоти человека, с любовью и преданностью спасало его, а человек всегда нещадно эксплуатировал, даже истязал своего бесценного друга.

Ему показалось, когда он ласково похлопывал и говорил с нею, в её глазах были слёзы. С горечью махнув рукой, он ушёл вслед за товарищами в гору.

Они шли, обвешанные торбами, всё чаще встречая неудачливых золотоискателей, которые возвращались с дороги, обнаружив впереди непроходимые горы, леса и реки.

Дальше шли уже втроём – все земляки, они дошли до Нью-Штрейка, измученные и голодные, с разбитыми ногами.

Золота по-прежнему не было, а то, что находили, не стоило столь тяжёлой дороги и потери сил при его добыче.

Однако выдержать без лошадей обратный путь тоже было невозможно, они были самой большой мечтой всех, кто пытался уйти с прииска.

В решении уйти их оставалось только двое, они понимали, что уже и терять нечего, потому пойдут через ледники Решл-Глезер, между Тредвиль и Шушан-Аляской, где никто никогда не проходил. Этот путь, судя по карте, сокращал их мучения вдвое – триста миль до железной дороги.

Глядя на решимость кавказцев, за ними пошли еще около двадцати шведов и немцев.

У подножья горы, заросшей густым кустарником, они нашли ветхую землянку, жили в ней три ночи, дожидаясь ясной погоды, чтобы выйти к леднику.

Ранним сентябрьским утром они взошли на ледник, затем пошли над обрывами и пропастями, иногда внизу в двух или трёх километрах шумела река, дальше – камни, песок, спустились на сопку, впереди ждало болото. Так они прошли двести английских миль и вышли к шахтам.

В шахтах за лето можно было заработать больше, чем где-либо за год, только при этом приходилось беспрестанно сражаться со штрейкбрехерами. Хаджи-Мурат участвовал в этих драках, отныне навсегда возненавидев предательство скэбов.

На свой маузер он надеялся, как на закон, потому что на приисках ни закона, ни полицейских не было, все разборки происходили по праву сильного, и тут чувство справедливости Хаджи-Мурата опять давало сбой в пользу его оружия.

После диких шахтёрских драк они сочли, что лучше вернуться в Лос – Анджелес и перебиваться подённой работой, пока не придумают иного.

По вечерам ходили в большой салун играть в бильярд.

В тот раз земляк, Александр Епхиев, спокойный парень огромного роста, решил заработать, сыграв с американцем. Один из шаров, никем не замеченный, упал в лузу, возник спор и драка, американцы вступились за своего, и все вместе стали бить Епхиева.

Хаджи-Мурат видел абсолютную невозможность помочь иначе, чем отвлечь всю компанию от друга, ударил американца по голове кием и побежал, ожидая самых серьёзных последствий.

Русский парень, которому удалось обогнать толпу с полицейскими, гнавшуюся за Хаджи-Муратом, сказал ему в гостинице:

– Спасайся! Все знают тебя по твоей бороде и усам, беги на пристань, иначе застрелят!

Хаджи-Мурат успел добежать до пристани и снова вернулся на Аляску.

Его искали, он это знал, и ничего не оставалось, как покинуть Соединенные Штаты оттуда же, с Аляски, через Гавайские острова и Японию.

В России его поджидала мобилизация на империалистическую войну и первая сотня Татарского полка Дикой дивизии, которой командовал Великий князь Михаил Романов.

Здесь его кормили белым хлебом, Хаджи-Мурат смеялся над тем, что дивизию посылали вслед за бегущим врагом, присваивали кресты и золотое оружие – офицерами была сплошь российская аристократия.

После перенесённых тягот в Сибири, в Мексике, в Америке, он носился по дорогам империалистической войны, оказываясь в Польше, Румынии, Германии, легко справляясь с тем, что квалифицировалось как чудеса храбрости, получал награды, слыл среди вояк отчаянным смельчаком и верным товарищем.

Противник еврейских погромов, и мародерства, он стегал своих же нагайкой, а беззащитного писаря в полку – еврея Киселевича, которого всегда защищал, и русского, который спас его в Лос – Анджелесе, считал навеки братьями. И потому, когда в Бессарабии Дикую дивизию настигла весть о революционном перевороте, Хаджи-Мурат, не сходя с коня, поменял знамя.

Врожденное чувство справедливости вело горца прямым ходом к революционным идеям, а за ним шли другие, готовые подчиняться из-за его безудержной смелости и честности в людских отношениях.

Замбулах, тоже кавказец, с которым были вместе в Маньчжурии, теперь вахмистр конного полка, вступился за него перед офицерами Дикой дивизии.

Наутро верный Замбулах пришёл к Хаджи-Мурату уже рядовым, поскольку вчера вечером офицеры сорвали с него погоны, разжаловав в солдаты.

Он пришёл предупредить, что офицеры намерены убить его за сочувствие революции.

Хаджи-Мурат вооружился до зубов, оседлал очень хорошую лошадь и спокойно разъезжал среди них. Три дня он сам наступал на собрания офицеров, которые, в свою очередь, пытались спровоцировать его.

На третий день он подъехал к ним и заявил, что они не что иное, как сборище коров, но вот пришёл олень под топор, если они мужчины, пусть возьмут его.

На тот момент никто из офицеров полка, ни кавказцы, ни русские, не смогли так просто убить его.

Время братоубийственной войны уже стояло на пороге, ещё не переступив его.

В те дни Хаджи-Мурат ещё мог думать, что он недоступен врагам, особенно, на коне.

В сибирской Мехренге было холодно, как на Аляске – более сорока градусов, эскадрон Хаджи-Мурата и его лыжная рота вместе с другими взяли в кольцо белого полковника Чубаша. Двенадцать суток белогвардейцы, чуть больше полусотни человек, не сдавались врагу.

Бойцы Хаджи-Мурата шли через замороженные трупы своих же товарищей, и Хаджи-Мурат думал, найду полковника, разорву зубами на части, разрублю шашкой на куски, сколько хорошего народу погубил!

Когда, наконец, кольцо сжали, и белые оказались в плену, Хаджи-Мурат позвал из шеренги белогвардейцев: кто здесь Чубаш, выйди!