Елена Яворская - Заскоки Пегаса (сборник)

– Ты принята в общину Страдающих Бессонницей, о Гингвиэль!

Зал взорвался овациями.

Молоденькие вампирки, плотным кольцом окружив чесночину, принялись украшать её разноцветными ленточками.

Ой, растет осина

В поле у ручья.

Наглого вампира

Полюбила я,

Наглого вампира

На свою беду…

За купца-грузина

Замуж не пойду…

Появился двухметрового роста вампир, в одной его мускулистой руке был зажат факел, другая сжимала тонкую шею чучела в плаще и широкополой шляпе.

Вампирки приветствовали атлета задорной песней:

Как у нашего у огородника

Завязался чеснок.

Говорил вампирушка охотнику:

«Чтоб ты, клятый, подох!»

Вокруг чесночины скакал вприсядку, с гиканьем похлопывая себя по бёдрам, здоровяк вампир в просторных шароварах и белой косоворотке, вышитой чёрным крестиком.

– О, Гемоглобиэль! – то тут, то там восторженно раздавалось в подземелье.

Атлет швырнул чучело Охотника Вампиров на помост, к подножию гигантской чесночины. Следом полетел факел, направленный могучей и меткой рукой.

– Ну, теперь начнётся веселье, – прокомментировал Дентовиэль. На этот раз он говорил в полный голос, иначе Ира-Гингвиэль попросту не расслышала бы его в шуме всеобщего ликования. Неведомо откуда появились кубки с хмельной кровью («Шестнадцать оборотов!» – со значением пояснил Дентовиэль).

Задорный старичок-вампир потряс плешивой головёнкой, молодецки ухнул и подскочил к весело пылающей чесночине.

Ах вы зубы мои, зубы

Зубы новые мои,

Зубы новые, дешёвые,

Пластмассовые, – зачастил он козлиным тенорком.

– Пенсионер, что с него возьмёшь, – со вздохом пояснил Дентовиэль. – Заслуженный. Дядя Пломбиэль. Сто двенадцать девственниц на счету. А зубы ему вне очереди вставили.

На обугленный помост вышел, пританцовывая и поднимая облачка пахнущей дымком пыли, вампир, явно достигший вершины зрелой мужской привлекательности. Красная шёлковая рубаха облегала мускулистые плечи, чёрные зауженные штаны подчеркивали идеальную пропорцию бедер.

– Прикусиэль, рубаха-парень и надёжный друг… – отрекомендовал Дентовиэль. – Эх, и покутили-покусали же мы с ним в юности!

В Трансильванью едет

Молодой вампир,

Всех мадьярских девок

Дорогой кумир… – хорошо поставленным голосом пропел Прикусиэль.

На помост, приплясывая, выскочила бойкая перезрелая вампирка:

Говорил мне мой миленок,

Что в ГАИ он командир.

А как начал целоваться —

Оказалось, что вампир!

Её оттеснила бледноликая вампирочка-цветочек и запела, стеснительно сверкая глазками в сторону Прикусиэля:

Мне милок ночами снится,

Про любовь хочу спросить,

Да стесняюсь объясниться…

Может, сразу укусить?

Вампиры на удивление быстро перепились… Гингвиэль тоже чувствовала себя изрядно под хмельком, хотя осушила один-единственный кубок. «Какие шестнадцать? Да тут не меньше сорока!» – подумала она, а вслух сказала, обращаясь к Дентовиэлю:

– Милый, окажи любезность, плесни мне во-он из того бочонка!

Из толпы вынырнула благообразного вида клыкастенькая бабушка божий одуванчик.

– Из того бочонка? Это мы щаз, это мы мигом…

Старушку как ветром сдуло. Буквально через секунду она уже протягивала Гингвиэль невесть откуда взявшийся пластиковый стакан, доверху наполненный густо-бордовой субстанцией.

– На доброе здоровьичко, – добродушно посмеиваясь, пожелала бабуля. – Пей, деточка, четвёртая группа – она дефицитная. Да и резус какой, чувствуешь, аж до печёнок пробирает!

– Тётушка Стоматиэль, – запоздало представил Дентовиэль. – Жена дяди Пломбиэля.

…Шестнадцатиоборотный вампирий нектар и дефицитная жидкость из бочонка давали себя знать. Ноги почему-то стали непослушно-ватными, и Гингвиэль в изнеможении боком привалилась к стене, прямо на портрет какого-то игривого вампирчика. «Ой, з-здрасьте», – кокетливо хихикнула она.

– Не старайся, не ответит, – ехидно прокомментировал Дентовиэль. – Это Кровососиэль, основатель Лиги Ночных Кровососов. Хеллсинг добрался до него еще лет сто тому назад.

– О-о, – пьяно всхлипнула Гингвиэль. – Жаль! Симпатич-ненький!

Стройное, мускулистое тело Дентовиэля было близко как никогда, и Гингвиэль замерла от неизведанного ранее, обжигающе-острого наслаждения. Она не отрываясь смотрела в его бледное, узкое лицо с тонкими полуоткрытыми губы, за которыми явственно виднелись клыки, загадочно поблескивающие в призрачном свете факелов.

«Ну же, кусни меня, глупый», – страстно прошептала Гингвиэль, и в этот миг её губы ощутили волнующее прикосновение вампирьих клыков. Дентовиэль покусывал её долго и умело: легкие прикосновения сменялись резкими, и длинные, сильные руки с острыми ногтями нежно прошлись по шее Гингвиэль.

Даже прогорклый запах перегара от вампирьей бражки не мог затмить этого безумного наслаждения…

Все чувства сгорели в душе прекрасной Гингвиэль, когда серебряной пулей подло, в спину был убит отважный и благородный Дентовиэль. Гингвиэль теперь не волновали ни намерения людей, ни дела вампиров. Даже месть не могла принести утешения её измученному сердцу: охотник на вампиров был убит Прикусиэлем в жестоком поединке. Единственное, что оставалось несчастной, – каждую ночь выходить на охоту и бродить под луной в поисках свежей крови. Но это был не призыв души, а жалкая потребность слабого тела…

Лунная дорога вывела Гингвиэль к маленькому, будто бы игрушечному, домику на окраине. Дверь была не заперта и только тихонько скрипнула, когда Гингвиэль тронула её ладонью. «Доверчивые люди!» – отстраненно, без любопытства, без печали подумала Гингвиэль. Её кровь давно перестала волноваться в предчувствии охоты и будто бы застыла в тот миг, когда перестало биться сердце её возлюбленного Дентовиэля. Её кровь… может быть, глоток юной крови согреет хотя бы на несколько минут…

Миновав темную пустую гостиную, Гингвиэль бесшумно вплыла в спальню. Да, это здесь… Чутьё на свежую кровь ещё ни разу не обманывало её. Не подвело оно и в ту безлунную ночь, ставшую роковой для милого, бесшабашного Дентовиэля, так любившего риск и азарт ночной охоты…

В комнату мягко лился лунный свет. Мерно тикали часы… Юноша спал. Его чёрные волосы разметались по подушке, правая рука беспомощно свесилась с кровати. Человек. «Пока», – про себя хмыкнула Гингвиэль. Намётанным взглядом она отмечала и острый подбородок, и тонкое, нервное лицо, и упрямо сомкнутые губы…

Крови! – да, теперь же! сию минуту! – этой божественно прекрасной, свежей, здоровой крови, омывающей сильное мускулистое тело!