Николай Гарин-Михайловский - В усадьбе помещицы Ярыщевой

– Ну, и иди… Иди, – задорно говорила бабушка, провожая внука к няньке.

– Ну, да, – отвечал ей Петя, – а зачем ты их сторону берёшь?

– О, батюшка мой, тебя не спросила. Что я на старости лет душой, что ль, кривить для тебя стану?! Вот так хорошо, вот так спасибо, – учи меня, учи… Спасибо, батюшка, спасибо…

– Ну да, а зачем они спорят со мной?

– Ах, Боже мой, вот так горе! Спорят?! Не прикажешь ли ты ротики им платочками завязать? Вот уж тогда спорить никто не станет… и умный же тогда ты будешь, ба-а-тюшка ты мой!

Ещё проворнее вязала свой чулок няня.

– Эх, какой умный, эх, какой умный! – твердила бабушка.

– Ну-да, они дурлаки…

– О? – передразнила его бабушка и показала внуку на индюка, – и индюк вон тоже, – что ему скажешь, – а он всё своё «тюрлю-флю!» «дурлаки!»

Петя уже перестал сердиться и смешным кажется ему сравнение бабушки; но он хочет удержаться и, пряча лицо в платье няни, всё-таки смеётся.

Бабушка смотрит внимательно, весело и наклоняется, чтоб поцеловать внука. А тот ещё сильнее прячет лицо в складки няниного платья.

А няня всё сидит, строго и обиженно вяжет чулок и не сводит глаз с своей работы.

Поймала бабушка внука, поцеловала его и пошла.

Подождала немного няня, повела глазами на ребятишек и проговорила строго:

– Ну, что ж вы не зовёте барчука играть? Наш барчук – не барчук, так кого же вам? Такого барчука днём с огнём не найдёшь… На весь род у нас самый умный барчук…

Смотрит Петя внимательно, что ребятишки на это скажут? А ребятишки уж покорно идут к крыльцу: подошли, смотрят на Петю, и ласково говорит один:

– Идём, что ль?

– Ну, вот, вишь, зовут… Ну, иди…

Зовут, да! Вскочил Петя и побежал.

Девять часов пробило в столовой и повели Петю котлетку есть. После котлетки няня поднесла ему на блюдце варенья. Ягодки вишнёвые, прозрачные, вкусные и соку много. Полюбовался Петя сперва, осмотрел их и начал, не спеша, есть.

– Вот так, потихоньку… Так, так, сокол мой… Поел? Ну, теперь в гостиную иди тихонечко, посиди там, а я немножко вот схожу…

Пошёл Петя в старинную гостиную.

Мягкий диван стоит у стены. И диван, и кресла обиты красным сафьяном, а на стенах висят картины. На одной нарисована битва, на другой – горка, лес, река; а между окнами раскрашенные гравюры из библии. Петя смотрит, как наклонилась Сара к колодцу и так и стоит: и сегодня, и завтра, и всегда. Стоит и Петя и смотрит. А там гусар саблю поднял и так и сидит всегда с поднятой саблей на лошади. И Петя будет таким гусаром. В углу рояль стоит. Взмостился Петя и начал трогать пальцами клавиши. Ударит и слушает, другую ударит и опять слушает.

Заглянула сестра его и прошла в столовую. Молодое, худощавое приятное лицо, волосы русые в одну косу, глаза серые, большие, веко левого глаза слегка опущено. Оглянула лениво стол с потухшим самоваром, хлеб, лепёшки, масло.

Бабушка вошла.

– Встала?

– С рождением, – и внучка лениво потянулась и поцеловала подошедшую бабушку.

Бабушка двумя руками взяла голову внучки и расцеловала её.

– Хотела к обедне поспеть… Так за делами и время не сыщешь. Просила уж батюшку приехать. Нет вот что-то и Кириллы Архиповича, нет. Э! это кто ж едет?

И бабушка, и внучка заглянули в окно.

– Что такое? – произнесла раздумчиво старушка, – никак Кирилла. Да что ж он на чужой лошади?

Барыня с ключами в руках заковыляла к выходу, крикнув в дверях:

– Маша, кофе барышне.

– Несу, – ответила из коридора молодая, нарядная, в толстых полусапожках, Маша.

Внучка в ожидании кофе присела и лениво перелистывала какую-то книгу.

Бабушка уже стояла на крыльце и, прикрыв глаза ладонью, нетерпеливо ждала своего приказчика.

– Ах, здравствуйте, – проговорил, наконец, Кирилл Архипович, останавливаясь посреди двора. – С праздничком вас… Проздравляю вас.

И Кирилл Архипович начал без конца кивать своей обнажённой лысой головой.

– Спасибо тебе, батюшка… А где же наша лошадка-то?

– Ах, – вдруг вспомнил Кирилл Архипович.

И вынув кожу, на которой сидел, развернув её, он сказал упавшим голосом:

– Вот…

– Что вот?!

– Сдохла…

Старуха посмотрела и только и могла сказать:

– Это ты мне что ж, подарочек к празднику?

Кирилл Архипович растерянно развёл руками. Упрёк барыни окончательно обескуражил его. Он молча, с убитым лицом, смотрел на шкуру барской лошади.

– С чего ж она сдохла?

– Да ведь я почём знаю? – с горечью ответил Кирилл Архипович.

– Болела, что ль?

– И даже ни-ни… Еду я ещё и думаю: здорова, мол… Сглазил я, что ль, её?

– Надо тебе думать было…

– Да уж виноват. Я уж и сам-то хватился: не надо бы… Главная вещь – здорова вовсе была… Овса я ей, Матвей Фёдорович дал, засыпал: съела, ещё засыпал: съела и тот… И так просто, вот так и хватает… Не в уме ровно стала.

– Да, а твой-то ум где был?

Кирилл Архипович растерянно посмотрел на барыню и сразу смолк.

– Ах ты, Господи! – вздохнула старуха. – Ну, что ж ты стоишь?

– Так ведь чего же теперь делать? Я уж и не знаю… Хочешь будто всё вот как лучше… Ах ты, грех!

Кирилл Архипович в свою очередь вздохнул, подумал и спросил, беспомощно показывая на кожу:

– В каретник, что ль, её повесить?

– Ну, а куда же?

– Кожа, положим, хороша, – выделать – пять рублей стоить будет… Хомуты починить же надо.

– Жнецов-то хоть ты нанял?

– Ах да, – встрепенулся Кирилл Архипович и весело произнёс: – нет.

– Ну, вот тебе… Ну, спасибо тебе, батюшка. Дай Бог тебе здоровья. Послал Господь приказчика! Дура я старая.

– Да вы, Наталья Ивановна, не расстраивайтесь, – с душевной болью в голосе заговорил Кирилл Архипович.

– Да что, батюшка, не расстраивайтесь… Ну, какой же ты, скажи на милость, приказчик у меня…

– Наталья Ивановна! Так ведь пятнадцать рублей жнитво, – в отчаянии воскликнул Кирилл Архипович.

– Ох, ты, Господи, – всплеснула руками барыня. – А пуд хлеба на базаре двадцать копеек. Вот это так… Вот это посоветовал, батюшка, в добрый час сеять.

И долго ещё выслушивали друг друга барыня и приказчик, пока, наконец, разговор не подвинулся к выяснению положения вещей данного момента.

В конце концов, всё оказалось не так плохо, как могло бы быть.

– Как же, жнут, – радостно успокаивая, говорил Кирилл Архипович.

– Уже и жнут?

– Вся деревня…

– Да ты, что ж раньше-то не обрадовал? Слава Тебе, Господи, – крестилась старушка.

– На три рубля дешевле! – напомнил Кирилл Архипович, – я уж погрешил маленько…

– Ну, батюшка, молодец!

– А остальную половину хоть до октября… ренду получим – отдадим.

– Конечно… ну, спасибо, батюшка, спасибо…

– Главное в раз, – день – вон какой.

И это, конечно, много значило.

– А я его ругаю, – говорила барыня, – сам, батюшка, и виноват. Ну, иди ко мне чай пить… Иди прямо сюда… А я ругаю…