Николай Гарин-Михайловский - В усадьбе помещицы Ярыщевой

– Честный, – прошептала старушка, как неотразимый довод самой себе, – преданный и честный. Да и вижу я его насквозь, а с умным свяжись – и не распутаешься: вон как у Лопатиных, и имение из рук ушло.

Кирилл Архипович, приехав с обеда на жнитво, узнал и приятную, и неприятную в то же время для себя новость: на базаре – татар угнали жать по пяти, вместо пятнадцати рублей. Дмитриевские жнецы, сбившись в кучи, вели об этом оживлённый разговор. Виновником упавших цен называли Гаюшинского приказчика Ивана Феногеновича. Оказалось, что Кирилл Архипович погорячился и вдвое дороже нанял жнецов. Сперва, по деликатности, Кирилл Архипович, узнав о пятирублёвой цене, постарался скрыть неприятное впечатление и только заметил:

– Ну уж! чьё счастье какое… – но, походив немного, от одних к другим, он сказал: – Того… Сказывать уж хоть не надо барыне… Только расстроится.

– Зачем сказывать? – энергично отозвался сытый, плотный парень Михайло. – Известно, кому какое счастье.

И словно боясь, как бы это счастье вдруг не повернулось спиной к односельчанам, Михайло закричал:

– Ну чего ж стоять? Жать, так жать. Можно и потрудиться: не зря же в самом деле этакие деньги отваливать.

У жнецов дружно сверкали серпы, и, описывая по воздуху круги, бабы и мужики складывали горсти уже срезанной ржи, а Кирилл Архипович как сел на сноп у табора, так и сидел, всё думая, как ему быть теперь.

Солнце книзу уже пошло, когда показалась вдруг плетушка самой барыни. Наталья Ивановна ехала с внучкой и весело всматривалась в ряды стоявших скирд там, где вчера ещё волновалась густая рожь.

Кирилл Архипович совсем раскис и сам перед собой только разводил руками.

– Что? – подсел к нему староста. – А ведь неловко, Кирилл Архипович, барыня-то едет… про цену узнает базарную…

– То-то узнает… Скажет, что вот я с тобой для миру старались… она ведь сумнительная: а я тут что?

– Узнает… На народе, где спрячешь… Я калякал кой с кем… Вот чего… Десятинки три дадите у пчельника, а миру водки ведра два: и Бог с вами и с деньгами, – на помочь повернём дело…

Кирилл Архипович ожил.

– А пойдут? – спросил он, не смея верить.

– А ты… вон они: Трусов, Аношин, Беляков уже снуют по народу: дай срок… Теперь маненько водкой раздразнить их: пойдёт дело…

Сейчас же распорядились и стали обносить водкой жнецов.

Когда подъехала барыня, дело было уже сделано. Староста, отойдя к агитаторам и поговорив с ними, ласково-деловито повернулся и кивнул приказчику:

– Пошли…

Отлегло у Кирилла Архиповича от сердца.

Пошли – одно слово, да тяжёлое, – двести слишком рублей в кармане останется: ну, это так подарочек к рождению.

Кирилл Архипович бросился навстречу к барыне и, судорожно схватившись за борт плетушки, начал было:

– Ах, вот чего… – Но лицо его выражало такое мучительное напряжение, что старая барыня тоскливо-испуганно вскрикнула:

– Да говори же, говори, батюшка, – что ещё?

– Ах, да нет же ничего… Слава Богу всё благополучно.

И Кирилл Архипович начал делать гримасы и в то же время кивать головой в сторону кучера: очевидно, ему хотелось, почему-то по секрету от кучера, сообщить барыне новость. Но старуха не понимала: она напряжённо всматривалась в приказчика, смотрела в спину кучера и, потеряв терпение, опять закричала на своего приказчика:

– Батюшка ты мой, пожалей старуху: не мучь.

– Ах, – вздохнул ещё раз приказчик, – видно уж так…

И Кирилл Архипович рассказал, наконец, о том, что крестьяне хотят повернуть всё дело на помочь, вместо денег. Подошли староста и передовые.

– Что вот, батюшка, говорит мне приказчик? – наклонилась добродушно и таинственно старушка к старосте.

Староста не сразу ответил. Он положил сперва руку на облучок, посмотрел куда-то в сторону и, наконец, уставившись в барыню, ласково-добродушно сказал.

– Так надумались мы, Наталья Ивановна, послужить тебе… дело суседское…

– Ох, батюшка мой, я уж и не знаю, как благодарить-то…

– Ничего, барыня, – задумчиво ответил Аношин, которому пришлось долго толковать с задорным парнем Михайлой, – выжнут безо всякого…

– О?

– Верно, за водкой посылайте…

– Господи, так ведь конечно, – засуетилась старуха. – Вот, вот…

Наталья Ивановна торопливо достала бумажник из кармана и, отсчитав деньги, дала их приказчику.

– Три ведра, – приказала она.

– Довольно двух, – кивнул головой староста.

– Три батюшка, три, – настояла барыня.

– Ну, спасибо… Народ охотнее будет хвататься… Идти к ним…

И староста, а с ним и его свита пошли по рядам.

Староста говорил громко, так, чтоб слышала и барыня, и жнецы.

– Эй, ребята, жни получше – три ведра барыня жертвует вам…

Редкие из жнецов при этом подымались и оглядывались в сторону барыни, большинство же молча, сосредоточенно жали.

Перед иными останавливался староста и тихо говорил:

– Так ведь чего же станешь делать? Неужели вот так за горло? Вон цена на базаре, слыхали? Опять много ли придёт на человека, если по базарной цене, а тут хоть уважка… а вот по жнивам скотину допустит опять… А главное пристал приказчик: меня, мол, подвели…

– Уж ему, конечно, перед барыней неловко…

– А нам-то с ним же жить…

– Оно, конечно, так… Эх… чего станешь делать?

– Так ведь об этом самом и речь…

Бабушка и внучка сошли с плетушки на землю, прошли несколько шагов и присели у первого скирда хлеба.

Бабушка, щурясь, всё смотрела на ряды жнецов и всё ещё не могла освоиться с мыслью, что двести рублей свалились ей с неба. Она была и довольна, и смущена, и почему-то старалась не смотреть на внучку. Лицо внучки было покорно огорчённое.

– Вот, бабушка, ты говорила, что будут лишние деньги – школу построишь… Вот эти деньги отдай…

– Да где ж деньги, матушка, когда их нет у меня!

– Пришлось бы доставать…

– Ну, так доставать ещё…

– Ну, вот, когда достанешь, и дай…

Глаза старухи смущённо забегали, и она ответила, не смотря на внучку:

– Ну, не всё сразу… Достать! И даром жнут, а толку нет.

– Зачем же сеять тогда?

– Зачем, зачем, – повторяла старуха.

– Так всегда, – пренебрежительно сказала внучка и отвернулась.

Бабушка молчала.

Молчание тянулось долго и было неприятно старухе. Наконец она сказала:

– Для вас хлопочу, – всё вам останется… Хоть всё раздайте…

– Что ж, отдайте? Я, может, и не доживу ещё до того времени…

– Доживёшь, матушка… и в ум войдёшь.

– Барыня, – подошёл к ней крестьянин, жавший до сих пор, – я к тебе всё насчёт лесу докучать пришёл.

Старуха растерянно опять покосилась на внучку, на крестьянина и спросила:

– А что тебе, батюшка?

– Да всё вот насчёт лесу…

Барыня хорошо знала всю эту историю с лесом: был продан лес, назначен был срок для вывозки его, лес в срок не был весь вывезен, и, согласно печатному ярлыку, крестьянин лишался права на оставшийся лес.