Игорь Соколов - Как моя жена изменяла мне (сборник)

И вообще с людьми иногда происходят такие невероятные чудеса, которые они и сами себе объяснить никак не могут, никак возникают болезни, никак они бесследно исчезают, а поэтому я понял лишь одно, что надо жить, людей за все, прощая, хотя б за то, что их не будет никогда! Всех нас одна Любовь лишь исцеляет, и держит Жизнь до Смерти у руля!

– Мир полон кошмаров! – шептал он сам себе, забираясь в постель к случайной шлюхе.

Он бы может и не стал к ней забираться в постель, если бы не та самая тоска и апатия с вечной скукой, изматывающие его каждый день. Деньги, которые он силой забрал у родителей нисколько не радовали. Это сначала он думал о деньгах, когда забирал, а потом он даже не знал куда их потратить. «И ради чего я тогда убивал маму с папой», – думал он, глядя как шлюха с безумным восхищением раскрыла свой рот, впуская в себя его «насекомое». После этого она замотала головой как заведенная кукла, и его «насекомое» сразу же увеличилось в размерах, а еще через мгновение вздрогнуло, изливаясь в нее его семенем.

– А ты пылкая! – похвалил он ее, проводя ладонью по ее спине.

– Я знаю, – усмехнулась она, – у меня очень пылкая натура, и она очень нежная, нежная! – и провела рукой по курчавому лобку. Этих слов было вполне достаточно для того, чтобы он снова раздвинул ей ноги, и с еще большой страстью погрузил в нее свое ненасытное «насекомое». Она действительно оказалась у нее очень нежной, и вскоре его «насекомое» несколько раз содрогнулось, извергая мощную струю семени. Он уже не считал эти мгновения, время словно слилось с ее страстным телом, и он ничего не видел кроме этого юного тела.

– И как может сказка продаваться за деньги?! – с грустным разочарованием в душе вздохнул он.

– Это уже не сказка, а быль, – улыбнулась она.

– Ты, знаешь, я обладаю невероятно сложным миром, – заговорил он неожиданно дрогнувшим голосом, – например, во сне я видел, как убил своих родителей, и из-за чего, из-за каких-то жалких денег! Они плакали, защищались, как могли! Но я наносил им удары ножом и туда, и сюда, – он замахал своими руками, хмуря брови и вращая бешено глазами, – а уже потом, когда они вдруг умерли, я подошел к зеркалу, поглядел в свою рожу и мне стало так невыносимо грустно, что я тут же разбил свою рожу, то есть зеркало, но, самое главное, я хотел почувствовать в себе хоть какой-то укол совести, но ничего не было, не происходило, во мне царило одно отвратительное равнодушие.

– Ну и что, что они умерли, – говорил я себе, ведь они могли умереть и раньше, ну, или позже, ведь все-равно они бы умерли, зато я теперь стал свободным и могу тратить их деньги! Но потом оказалось, что деньги мне были вовсе не нужны, я их, конечно, тратил, но в душе чувствовал, что могу обойтись и без них, и даже тебе мог просто пообещать заплатить, а потом трахнуть, и уйти, так и не заплатив!

– Ты их на самом деле убил! – испугалась она.

– Да, нет, я просто вспомнил сон, – и он склонил голову, чтобы не видеть ее глаз.

– Ты очень страшный человек, – прошептала она, отползая от него.

– Да, нет, что ты, – попытался улыбнуться он, но она не улыбалась, – и какого черта, я тебе все это рассказал, наверное, чтобы убить!

– Нет! Не убивай меня! – заплакала она.

– Какая ты жалкая, жалкая и убогая! – засмеялся он, затем встал и подошел к брюкам, висевшим на спинке стула, и вытащил из кармана сигареты с зажигалкой и закурил.

– Моя совесть за сотни миллионов лет исчерпала себя, – задумчиво заговорил он, присаживаясь к ней на постель, и проводя рукой с сигаретой по ее распущенным волосам, – ты кому попало отдаешь свое тело, я просто так лишаю жизни своих родителей. И везде одна жалкая погоня за выгодой, за деньгами! Весь мир полон кошмаров, но нигде нет смысла!

– Отпусти меня, пожалуйста! – она все еще продолжала лить слезы, вытирая их с щек попеременно то одной, то другой рукой.

– Я говорю с тобой как со стенкой, – обиженно вздохнул он, – да, я поимел тебя физически, но этого мало для меня, понимаешь?! Теперь я хочу поиметь тебя духовно, но если ты будешь мне перечить, то я тебя тоже убью!

– Хорошо, хорошо! Я тебя очень внимательно слушаю! – торопливо заговорила она, прижимая мокрые от слез руки к сердцу.

– У тебя, что, заболело сердце? – неожиданно с сочувствием спросил он, и прижал ее к себе, – ты, знаешь, у меня тоже очень заболело сердце, ну, тогда, когда я зарезал своих родителей, зарезать-то зарезал, а ведро помойное так и не выкинул. Представляешь, мои предки лежат в луже крови, а рядом тухнет не выброшенное мною помойное ведро, просто кошмар! И тогда у меня от этой мысли вот тут заболело! – и он показал рукой на левую грудь, – а из одного глаза, вот из этого, он показал на левый глаз, – даже выкатилась одна слеза! Я глядел тогда на них и думал, вот не трахались бы по ночам, не родили бы меня, глядишь, может быть и жили еще очень счастливо! Слушай, ты давай, не реви, а то мне это уже на психику действует!

– Хорошо, хорошо! – она склонила голову вниз, и он увидел ее прелестное лицо в профиль, ее полураскрытые дрожащие губы и слезы, капающие с больших кудрявых ресниц, и он тут же встал перед ней, и мигом впустил в ее губы свое насекомое. Она опять замотала головой как заведенная кукла, а ее слезы мгновенно высохли, а потом она чуть не захлебнулась его семенем, но он продолжал держать ее голову так, чтобы все его семя оказалось в ней.

– Ты чудовище, но я нисколько не боюсь тебя! – прошептала она, когда он отпустил ее голову.

– Нет, я не чудовище, я просто несчастный человек! – он вдруг заплакал, пряча голову в ладонях, а потом упал перед ней на колени, – меня никто и никогда не жалел, даже родители!

– Значит, твои родители не любили тебя?! – удивилась она.

– И да, и нет! – проговорил он со злой улыбкой на губах, – они просто медитировали надо мной. Они издевались, как могли, с помощью каких-то сакральных тайн, а все их деньги уходили на книги, благовония и статуэтки Будды, еще всякие астральные талисманы, и прочие колдовские штучки. Годами они заставляли меня жрать одну траву, будто я не человек, а корова!

– И это толкнуло тебя на их убийство?! – усмехнулась она.

– Непостижимая тайна! – прошептал он, – я не знаю, за что я их убил, но иногда мне кажется, что я их убил, чтобы обрести свободу!

– А не проще ли было просто убежать из дома?

– Ты ничего не понимаешь, – всхлипнул он, – ты даже отказываешься постигать все мои ужасы! Я никак не мог убежать из дома, я несколько лет был заперт в комнате, они меня везде караулили, я был не просто их собственностью, а подопытным, хотя и священным кроликом, который должен был для них перевоплотиться со временем, черт знает, во что! Их мистическая философия тянулась километрами, а сами они без всякой на то причины исследовали мои мозги и пребывали в постоянном беспокойстве, все ли мои извилины находятся на своем месте, а то может, их кто-то местами перепутал?!