Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том третий

Мария оправдывалась, изумленно глядя на мать, что таковы законы, детей надо куда-то прописывать, а в общаге даже муж проживает временно. Общага есть общага, но, как говорится в России, ничего нет более постоянного, чем временное.

На ее плач и недоуменные вопросы мать отвечала звериным рыком и суетливой беготней по квартире.

Правда, через несколько дней, она пришла в себя, и даже проявив инициативу, окрестила внуков, выступив крестной матерью близнецов, но после опять впала в ярость, узнав в агентстве недвижимости, что по закону, она вынуждена, будет делиться с внуками.

– Не желаю я делиться! – кричала она, учинив скандал Марии и своим грудным внукам.

Оказывается, мать задумала продать квартиру и переехать к более успешному и деловому сыну, который был у матери в любимчиках. Мать хотела на вырученные за квартиру деньги купить домик с огородом, чтобы летом было, куда выехать с сыном и его семьей (у сына было трое детей). Домик, таким образом, был бы нежданным, но, безусловно, радостным подарком для сына, проживающего в большущей четырехкомнатной городской квартире с двумя балконами и лоджией.

Сын давно звал мать на помощь. Трое детей нуждались в няньке. И дочь, глупая, добродушная, не верящая в чудовищ, а потому не могущая и не умеющая разглядеть, кто есть кто, связавшая свою жизнь с ненормальным да к тому же пьяницей, страшно мешала.

Наконец, мать путем хитрых махинаций продала квартиру, определив дочь с внуками в никуда не годный барак, лишь бы отделаться. Произошло это уже после того, как Мария, сняв угол в частном доме, прожила там с малютками под покровительством чужих людей довольно приличное количество времени. Чужие люди ей помогали, мать даже носа не показывала. В бараке, предназначенном под снос, гуляли сквозняки, бегали мыши. Не было воды, к колонке надо было идти через две улицы. Удобства во дворе, в деревянном покосившемся сооружении. Комнату в бараке мать утеплила картоном, набрала картонных коробок на помойке, разобрала, превратив коробки в толстые листы, и прибила к стенам гвоздями, утверждая, что теперь-то дочери с детками будет куда как тепло!

К комнате примыкала небольшая кухонька. Газа не было, зато была электрическая плитка, которую притащила мать. От щедрот своих, она также подарила родным старый дребезжащий холодильник приобретенный матерью еще в советские годы, лет двадцать назад. Привезла с недоумевающими грузчиками недоверчиво оглядывающими барак, недоверчиво осматривающими деловито снующую мать и молчаливо сжавшуюся у входной двери Марию с детьми, мебель из квартиры: отслужившее свое старый бельевой шкаф с антресолями (антресоли в маленькую комнату с низкими потолками не влезли), едва живую скрипучую тахту, обеденный стол (еще крепкий), две табуретки и кресло, в котором испустил дух отец Марии (кресло, после того, лет десять простояло на балконе).

– Ну вот, живи! – радостно объявила мать дочери и была такова.

Больше Мария ее не видела, впрочем, также как и брата. Брат, рожденный матерью от первого мужа (также умершего), сестры не любил, детство ее прошло под эгидой его ревности и черных синяков, которыми щедро наделял ее братец. Повзрослев, он быстренько свинтился из дома и даже на похороны отчима не приехал. Что и говорить, если своих племянников он видеть не хотел, ограничившись поздравительными телеграммами.

Но, как говорится, бог шельму метит, городская квартира ее брата сгорела, семью брата городские власти (кстати, соседнего с городом Марии городке, всего-то шестьдесят километров) выселили в жилье, похуже и поменьше. В двухкомнатной хрущобе было тесно и мать бежала на дачу, так она обозвала тот дом, что приобрела на деньги, оставшиеся после расправы над дочерью.

Дом и шикарная мебель в городскую квартиру сына (мебель сгорела), вот что ее волновало, а еще подержанный, но крепкий «Жигуленок» (автомобиль сдох практически сразу). Все пошло прахом! И дом, что приобрела мать оказался не лучше барака, в который она выселила дочь с внуками.

Едва переселившись на «дачу» мать выяснила, что ремонта не оберешься, никакой пенсии не хватит и принялась искать работу, чтобы платить мастерам.

Сыну было не до нее, постепенно он перестал интересоваться ее судьбой, благосклонно только принимая от нее банки с домашними соленьями и вареньями да еще ненавязчиво, но постоянно подкидывая ей своих троих уже значительно подросших детей. И все это происходило на фоне молитвенного бдения, коленопреклоненных пришептываний псалмов, акафистов, утренних и вечерних воззваний богу, только где же Бог мог поселиться? В ее душе? Но какое же, место она могла предназначить Ему, разве где-то посередине между обидой на сына и жестокосердием по отношению к дочери?!

Пожить для себя, вот что говорят, в обыкновении, такие люди и кивают в обратную сторону, в сторону прожитой жизни, утверждая, нам-то никто не помогал! Забывая при этом, что тогда во времена их молодости, было государство, советское государство заботящееся не на словах, на деле о детках и мамочках, были комсомольские организации, бесплатные детские сады и школы, профессиональная медицина и путевки от профсоюза, а ныне, что? Выживай, как хочешь, а не хочешь, подыхай! Все кладбища усеяны теми, кто не смог выжить, у кого не хватило денег оплатить дорогостоящую операцию, у кого не хватило ума не покупать автомобиль в стране, где благополучие на дорогах лишь на словах, на деле же огромное количество неумех за рулем создает и создает аварийные ситуации, нередко со смертельным исходом. Страна, погруженная в хаос и шизофрению!

Мария поставила на ноги своих близнецов. Барак, наконец, расселили, и она получила двухкомнатную квартиру в новостройке. Сыновья выросли на редкость человечными и, создав свои семьи всегда и при любых обстоятельствах, приходили мамочке на помощь. А тут она и мужчину встретила.

Старое тело не помеха любви, особенно, если любимый человек собран, спокоен и развит духовно настолько, что может претендовать даже на благосклонный взгляд Сатаны. Куда там сексуально-озабоченному, развратному, бывшему муженьку Марии, считающему, что жена – это непременно кухарка, служанка, прачка и подстилка в постели. Само слово «жена» для таких людей неприемлемо, баба, самое-то.

Мужчина Марию боготворил, относился к ней, как к человеку и не на словах (когда мужик стремится понравиться женщине и моет, прибирает перед ее приходом, вылизывая свое жилище, но понимая, что это временно и скоро женщина будет мыть, вылизывать), а на деле заботился о ней с такой тихой невысказанной любовью, что душа Марии замирала в восторге. Скоро он, как и подобает любому порядочному человеку сделал Марии предложение руки и сердца, она ответила согласием. Впервые за много лет, за всю свою долгую и трудную жизнь, Мария почувствовала себя женщиной и обласканная светом любви принялась расцветать, так распускается бутон розы в саду под умелыми руками любящего садовода…