Александр Штейнберг - От Лас-Вегаса до Нассау

После этой поездки мы вернулись в аэропорт и вылетели в Париж, где расположились в гостинице на улице Консерватории, вблизи Итальянского бульвара, пообедали в ресторане и, несмотря на усталость и поздний час, решили отправиться гулять. Сурен остался в гостинице, предварительно записав «суасант труа», то есть 63 – так звучал наш номер по-французски. Я взял на себя смелость быть Иваном Сусанином. Я считал, что неплохо знаю город, хотя знал его только по карте. Я предложил своим коллегам пройтись по Итальянскому бульвару, бульвару Капуцинов, посмотреть Гранд-опера, церковь Мадлен, пройти площадь Согласия, прогуляться по Елисейским Полям до арки Звезды и назад, пройти по набережной Сены мимо Тюильри и Лувра и вернуться по Севастопольскому бульвару. Масштаб на карте не был обозначен, и такая прогулка выглядела довольно невинной. С ориентирами тоже было довольно просто, так как все архитектурные памятники мы знали наизусть еще с институтских времен.

Сначала все были на подъеме. Часть наших коллег мы потеряли уже на Итальянском бульваре. На Елисейских Полях нас оказалось только двое – я и стойкий армянский архитектор Алик. Мы с ним шли по Елисейским Полям, любуясь ночным Парижем, но арка Звезды, маячившая вдали, практически не приближалась. Уже была половина первого ночи, когда мы остановились. Рядом с нами оказался четырехзальный кинотеатр «Гомон». В двух залах шли ночные порно-программы. И тут я твердо сказал:

– Идти дальше довольно тяжело. Все равно мы захотим вкусить в Париже запретный плод. Так чем терять время днем, зайдем лучше сейчас – заодно и отдохнем.

Алик не возражал. В большом зале на 300 мест кроме нас была парочка пожилых мужчин, да две девицы с клиентами, которые похихикали минут двадцать и ушли. Мы стойко высидели до конца. Фильм был предельно пошлый, но смешной. Французам не изменяло чувство юмора даже в этом жанре.

Когда мы, наконец, вернулись в гостиницу в три часа ночи, мы застали там удивительную сцену. За стойкой дремал портье, а напротив него, скрючившись в кресле, похрапывал Сурен. Я его растолкал и поинтересовался, что произошло.

– Ты понимаешь, Шура. Я потерял бумажку, где писал, как нужно сказать по-французски. Я говорю по-русски, он ни хрена не понимает. На пальцах показал. По-русски не понимает, по-армянски не понимает, на пальцах не понимает. Такой тупой! Я иду к нему за прилавок, он меня толкнул сильно. Сижу, жду – захочет же он наконец в уборную. Захотел. Я пошел к щиту, хочу ключ схватить, он прибежал как сумасшедший, кричит, вытолкал меня. Второй раз этот псих делал то же самое – опять толкал. Себе же хуже сделал. Теперь ни я в номер, ни он в уборную не можем попасть.

– Сурен, а почему ты ему номер на бумажке не написал? Цифры по-французски такие же, как и у нас.

– Слушай, Шура. Ты гениальный человек. Только жалко, что ты поздно это придумал!

Когда мы вошли в номер, я сразу же улегся и собирался заснуть. Не тут-то было. Сурен начал выяснять, где мы были, а, выяснив, обвинил меня в предательстве.

– Ты же мне в Марселе обещал идти со мной в разные интересные заведения. Теперь как хочешь, а завтра пойдешь со мной опять.

– Я не могу второй раз смотреть эту гадость.

– Хорошо. Тогда завтра на экскурсии по Елисейским Полям ты мне покажи этот кинотеатр, а я скажу, что мне очень надо, и выйду из автобуса. А сейчас расскажи мне подробно, что они сделали там в этом кино. Алик говорит, что там такой интересный содержание, что он не мог оторваться, прямо научно-фантастический кино.

Кое-как сквозь сон я рассказал ему краткое содержание кино, если таковое там было. Засыпая, я еще слышал: «Очень интересный художественный сюжет. Обязательно необходимо завтра посмотреть».

На следующий день мы, действительно, ехали по Елисейским Полям. Это был самый трудный участок для экскурсовода, так как Сурен перевозбудил всю публику. Мы с ним сидели в разных концах автобуса. Каждые две минуты он перебивал нашу Валентину Казимировну и громко кричал:

– Шура, тут?!

Весь автобус вскакивал с криками «Где сольдес?», так как дешевая распродажа – это то, что тогда больше всего интересовало наших туристов, и все мысли были направлены на это. Наконец, я ему крикнул «здесь», – он попросил остановиться, и все бросились к выходу. Однако Сурен сообщил, что его укачало, что он должен выйти, и доберется сам. Разочарованные коллеги вернулись на свои места, и дальнейшее ознакомление с памятниками архитектуры Парижа уже ничем не омрачалось.

Вечером, когда мы оказались в номере, Сурен тотчас набросился на меня с вопросами.

– Слушай, Шура, я ничего не понял. Ты мне должен объяснить. Почему она нехорошо с ним сделала? Она же сперва делала все, что он только хотел. Даже, извини, такое, что мне даже смотреть неудобно. А потом стреляла. Ты мне скажи – зачем?!

– Какая женщина? В кого стреляла? Ничего не понимаю, – я все еще находился под впечатлением от посещения Музея импрессионистов.

– Ты же смотрел кино. Говорил, смешное. А тут они сначала показывают все, что нельзя до 16-ти, а потом трагедия.

– Так ты смотрел другое кино. Там же четыре зала, и в каждом идут разные фильмы.

– Вот, черт возьми! Придется завтра опять идти. Только ты мне обязательно название на бумажке запиши.

Мы приехали в удивительно удачное время. Был месяц май. Погода была великолепная. Мы гуляли ночи напролет, а днем смотрели все, что можно было посмотреть. А смотреть было что. В центре Помпиду в то время открылась выставка Москва-Париж. Наконец-то нам удалось увидеть весь русский авангард, который нам не показывали ни в Москве, ни в Ленинграде: «Летатлин» Татлина, холсты Ларионова, Гончаровой, Штеренберга, Филонова…

На третий день нас принял главный архитектор Дефанса – нового района Парижа – Мишель Мориц. Принимал он нас в своем офисе на 30-м этаже здания FIAT, из окон которого была видна панорама всего Дефанса, а также огромная красная скульптура Кольдера, Национальный центр промышленности и техники, а вдали виднелась вся западная сторона Парижа, Эйфелева башня и удивительный город Нантер с необычно свободно раскрашенными высотными домами. Мы похвалили его за великолепное решение, при котором весь транспорт ушел под землю, а вся территория осталась пешеходной, и спросили, как он относится к разностильной архитектуре района. Он сказал:

– Я отвечаю за архитектуру Дефанса только до уровня земли. За все, что выше, отвечают проектирующие архитекторы и технические департаменты.

– А как удается сохранить архитектуру зданий Парижа доосмановского периода? – спросил я.

– У нас есть правило, согласно которому любое перестраеваемое здание в пределах кольца Больших Бульваров должно сохранить фасад. За ним может строиться все, что угодно, но в процессе строительства сохраняется фасадная стена с помощью подпорок, шпрен-гелей, связей. Это не исключает строительства зданий с современной архитектурой (пирамида Пея в Лувре, Центр Помпиду, башня Монпарнас), но это происходит довольно редко, и такие здания проектируются на конкурсной основе.