Чак Паланик - Сочини что-нибудь

Кевин так и не отказался от мысли о суде. Для него пикетчики у ворот не отличались от протестующих у дверей абортариев. Рокхадсоны пытались отговорить людей от лечения здесь, как либералы пытались отговорить беременных женщин от убийства еще не рожденных детей. По иронии судьбы, те же спасенные дети отправлялись потом на усыновление к рокхадсонам.

– Не понимаю, чего срутся эти верующие, у которых дети потом вырастают в педиков, и гомики, у которых дети вырастают натуралами? – с презрением фыркнул Кевин. – Пустое сотрясание воздуха.

Шкодина прищурился и посмотрел в сторону ворот. Стер еще немного изморозь на окне.

– Никто не называл ее Бэтси, разве что папа с мамой.

Кевин продолжал гнуть свою линию:

– Прикинь, какое у них было половое воспитание. – Удивленный собственной догадкой, он насмешливо произнес: – Абсолютно бесполезное. Никакого проку. – И словно бы ставя точку в конце предложения, стукнул Шкодину в плечо кулаком. – Для них уроки полового воспитания обернулись пустой тратой времени. Типа как месяц негритянской истории – для белых.

– На самом деле ее звали Замша.

Говорил Кевин резко, выделяя каждое слово. Жаловался, тыча пальцем в стекло, в сторону главных ворот, злорадствовал.

– Первые сто лет американской истории учить негров чтению было незаконно. Даже сегодня их высмеивают как неграмотных. – Сердитым голосом он добавил: – Теперь мы отказываем гомикам в праве на брак и при том возмущаемся их незаконным, распутным связям.

Кевин продолжил посылать в пустоту сообщение: вспышка-тире-тире-точка-точка-точка-тире-точка.

Прошло бог знает сколько времени, прежде чем ребята снова заговорили. Первым нарушил тишину Шкодина:

– Вообрази, что… все об отношениях полов… ты узнавал бы не от родителей и учителей, а от незнакомцев где-нибудь в общественном туалете или на автовокзале.

На следующий день Капитан разбирал груди. В сыром подвале, на глазах у мальчиков он снял швы и вскрыл титьки. Обнажил жировые отложения и железы. Груди выглядели как бейсбольные мячики, с которых идеальным мощным ударом сорвало кожаную обшивку. Начальник же по ходу дела показал альвеолы, миоэпителиальные клетки, млечные протоки… Эти слова снимали налет загадочности и эротичности с того, что Кевину всегда представлялось аппетитным и мягким, что хотелось потрогать и лизнуть.

Шкодина отошел от стола как можно дальше и отвернулся. Время от времени он проводил рукой по сальным волосам, и Кевин наконец заметил, что татуировка в виде топора у него на внутренней стороне запястья совпадает с татуировкой на руке у мертвой девушки.

Тем не менее ребята вели себя оживленно: прошел слушок, что на обед – пицца. От веселья Джаспер перепутал сигмовидную кишку с дном матки. Когда Капитан отвернулся, Фасс О’Лина вынул из трупа свод матки и ударил им по щеке Уэйла-младшего. Не смеялся один только Шкодина.

Ночью Кевин попытался изложить Шкодине общую теорию о родителях.

Начал с вопроса:

– Знаешь, что такое маниакально-депрессивный психоз?

Шкодина не ответил, и тогда Кевин продолжил:

– По-моему, мама и папа сами подтолкнули меня к этому. – Палец работал автоматически, нажимая и отпуская кнопку на лазерной указке, безостановочно посылая в ночь: точка-тире, дофига-тире, точка-точка.

В детстве, говорил Кевин, сходи сам на горшочек, и ты уже молодчинка. Если вдруг стукнешься головой или проснешься от кошмара, тебя моментально окружают сочувствием. Однако с возрастом добиваться внимания становится труднее. Мало принести домой пятерку по контрольной… или даже двойку. Самые лучшие и худшие моменты в жизни Кевина оставались для родителей почти не замеченными.

В этом Кевин был не одинок. Среди друзей он заметил тенденцию: чем меньше родители обращали на них внимания, тем крупнее становились успехи и провалы ребят. Простой победы было мало, поражения тоже никого не трогали. Друзья постепенно превратились в отвратительные карикатуры на самих себя. Веселые уподобились тупым клоунам. Симпатичные девочки буквально за ночь становились королевами красоты.

Слепые и глухие, родители Кевина заставляли его раздувать любую проблему до размеров кризиса, катастрофы и лишь потом замечали ее. Каждую победу приходилось увеличивать до гигантской величины. По их вине, жизнь Кевина превратилась в этакий мультик. Для предков просто не существовало промежуточного варианта. Чего-то просто хорошего – тоже. Кевин стал уродцем.

Шкодина слушал молча. В темноте было непонятно, спит он или нет. Да и ладно. Кевину важно было выговориться.

– До меня дошло, – нудил он, – что мне нужны одни пятерки. Ради дополнительных баллов я готов был смошенничать, отлизать кому надо жопу, трахнуть толпу девок…

Наконец выговорившись, Кевин произнес:

– Видел детишек на руках у тех педиков? – Он рассказал про Минди Тейлор-Джексон, про «Порше» и наконец выпалил: – Один из детей – мой ребенок.

Он ждал, что скажет Шкодина, надеялся, что тот сменит тему.

– Как минимум один, – продолжил Кевин. – Посмотри на них в бинокль или телескоп – сразу узнаешь меня в одном из младенцев.

Кевин рассказал про них с Минди: они любили друг друга, и у него разбивалось сердце всякий раз, как ее увозили в родильный дом – явить на свет очередную ляльку. Теперь он надеялся, что Минди скучает по нему. По крайней мере, на то намекали мамины письма: дескать, Минди как безумная рассекает на «Порше». Втайне же Минди с Кевином договорились, что на вырученные двадцать штук начнут новую жизнь, вместе.

– Ты стал папой? – ошарашенно переспросил Шкодина.

Кевин кивнул. Продолжая безостановочно посылать сообщение, он сказал: скоро у него должны родиться близняшки.

– Собственно, мне потому и нельзя торчать здесь до восемнадцатилетия.

Шкодина только рассмеялся и отмахнулся:

– Подачу принимаю и отбиваю.

Кевин ждал, что он скажет. Шкодина все-таки не уснул, и то хорошо.

Шкодина тихо рассмеялся – беспомощно и затравленно.

– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но… я на самом деле квир. – Он почесал в затылке. – С одной оговоркой. – Он снова, раздельно, по словам произнес: – Я – не – парень.

Если верить Капитану, то Бэтси – как он продолжал ее величать – была лесбиянкой. Негодуя, старик сказал, дескать, она так долго и разнообразно грешила, что Господь не пожелал принять ее. Тогда родители пожертвовали тело лечебнице, дабы спасти извращенную душу. Кевин заподозрил, что старик чего-то явно недоговаривает и что родители Замши реально ей отомстили. Даже в скудном свете он заметил на ее теле дырочки – в ушах, на языке, в сосках и влагалище; правда, сами украшения отсутствовали.