Павел Верещагин - Невеселая история

Несмотря на личные неудачи тонькин рассказ Нюра выслушала со вниманием, отвлекаясь только на то, чтобы шикнуть на шныряющих в поисках опохмелки грузчиков.

Она вошла в положение продавщицы, но к истории с молоком отнеслась отчего-то легко.

— А может быть, директор и не вспомнит про молоко, — сказала она. — Ты не болтай, оно и уляжется.

— Дед Архип видел. Он уж, наверное, разболтал всем…

— Архип?

— Да. Он перед самым праздником мне лампу в подсобке винтил. Еще побежал скорее невестку за молоком отправить.

Нюра задумалась: Архип наверняка всем напомнит.

— Тогда спиши его к чертовой матери.

— Как это?

— Да как угодно. Мы всегда недостачу кормов на крыс списываем.

— На крыс? А мне на кого списать?

— На кого хочешь. Главное, чтобы бумага была для отчетности. А там — неважно. После праздника у всех голова болит. Никто не станет связываться.

И через сорок минут совместной работы подружек на свет появился следующий документ, который и сыграл основную роль во всей этой истории.

АКТ НА СПИСАНИЕ

Я, нижеподписавшаяся Антонина Двойкина, продавщица из колупельского сельпо, написала этот акт на сторожа механических мастерских Архипа Шинденкова. Этот самый Архип Шинденков после ноябрьской крутил мне в подсобке лампу взамен той, что разбил колхозный шофер Ермолаев, который всегда прется прямо в подсобку якобы на предмет, чтобы внести товар, а на самом деле, вдруг что ему отломится от меня по женской части, так как с мужем Двойкиным я давно уже не живу, хотя и не разведена. Сторожу Архипу я велела разуться, в чем вину свою признаю, а в скисшем молоке я не виновата, а виноват Архип, который своими портянками вставал прямо на бидоны по причине низкого роста. А от портянок его даже тараканы дохнут, потому что он не стирал их с самой Великой Отечественной войны, об чем каждый может сказать, про это все знают. Поэтому довожу до сведения, чтобы молоко списать на сторожа мастерских Шинденкова. А я здесь не при чем.

Подпись: Двойкина А.П.

Когда Тонька с независимым видом и этой бумажкой в руках явилась в правление, председатель, как и все вокруг, маялся после праздников.

С праздниками у председателя была связана своя беда.

На праздники в нему приезжал из города младший брат, Сашка. Сашка был гордостью семьи: он в свое время выучился в институте, женился на городской и стал в городе не последним человеком — заведующим лабораторией в центральном НИИ. Брата председатель уже давно зазывал погостить и лично поехал на станцию встречать Сашку, его жену и дочь.

Братья виделись нечасто и в первые часы встречи каждый раз испытывали друг к другу невыразимую нежность, ходили взявшись за руки и не могли насмотреться и наговориться. Председатель показывал брату хозяйство, потом они вместе ходили на реку и в рощу, где бегали босоногими мальчишками. При этом Сашка вдыхал полной грудью деревенский воздух и мотал головой.

И за стол, приготовленный председателевой женой, они сели рядышком. И первый стакан выпили за несокрушимые узы братства, которые крепче стали и всех прочих материалов на свете. А второй стакан за их покойных родителей, а третий за весь их род до седьмого колена и так далее и тому подобное. И уж вторая бутылка опустела и третья, и пошел дым коромыслом, и что-то пролили и что-то на пол упало, и уж городская невестка стала кривиться и намекать в том духе, что порознь братья — еще похожи на людей, а как встретятся, то обязательно жди какого-нибудь свинства. Тут председатель ждал, что брат грохнет в стол кулаком и поставит на место заносчивую бабу, а Санька вдруг как-то испугался и сник и стал как будто оправдываться и высказываться в том духе, что и правда, брат, в темноте мы с тобой выросли и невежестве. Не знаем в жизни ничего. А ведь что стоит, заметил Санька, хлеб не так вот ломтями накромсать, а порезать культурно и вместо стаканов — рюмочки тонкостенные, и салфетки подать, и ногтем мясо из зубов не выковыривать. И как-то из санькиных слов получалось, что относится это, в основном, к председателю, его жене и детишкам. А сам он, Санек, стал уже культурным и грамотным.

И до того вдруг председателю от этого обидно стало, что и передать нельзя. Ведь если вдуматься, то Сашку выучили за его, председателя, счет. Потому что денег тянуть двоих студентов у родителей не было, и они, посовещавшись, отправили в город только младшего, оставив старшего помогать в хозяйстве. А ведь могло бы быть и наоборот…

С обидой вспомнил вдруг председатель, как молодым парнем болел он за брата, чтобы вышел из того человек. Как до темна месил грязь и копал картошку — чтобы лучшие два мешка отправить Саньку, пусть учится. Как таскал тайком из цеха комбикорм для поросенка — чтобы забить его осенью и лучший шмат сала отослать туда же, Саньку. Сиди, Санек, в тепле и чистоте, в разных там библиотеках, умней, становись человеком. А самому председателю времени хватило только на курсы животноводов, он и в техникуме-то учился уж после, взрослым мужиком, вечерами с гудящей головой, когда стали его двигать в начальники.

И вот теперь вместо благодарности Санек воротит морду и учит его, как ложку держать!

В общем, председатель не сдержался и высказал все, что думал. Что, мол, если не нравится — не ешь. И что если ты такой брезгливый, зачем принимаешь деревенские гостинцы, те что регулярно привозит в город колхозный газик. Как наше есть — так тут как тут, а с нами за столом сидеть — слишком культурные? В ответ оскорбилась городская невестка, со слезой в голосе заявившая, что отныне ни крошки не возьмет, да и вообще не очень-то было нужно, слава Богу у самих зарплата есть, на еду хватает. И что знала бы она, как ее здесь встретят, так и ноги бы ее у председателя в доме не было. На что председатель, которому уж вожжа попала под хвост, указал ей на порог.

Одним словом, не скажешь, как и вышло, но в итоге председатель выгнал родного брата из собственного дома. По пьяной лавочке погрузил, несмотря на крики жены, брата вместе с женой и подарками в машину и отвез на станцию. Да еще кричал что-то обидное вслед.

Вот так: начали за здравие, закончили за упокой.

Наутро председателю было стыдно глаза поднять. Остатки праздников он провел в борьбе с зеленым змием.

Можно представить, что настроение у него было — хуже некуда. К тому же хозяйство за праздники принесло хлопот. На ферме уже второй день в голос мычали не кормленные и не поенные телята, а рабочих как корова языком слизнула. Сгорели от неведомых причин три колхозные скирды. Пропал целый вагон стекла для строящегося кормоцеха. А какие-то сукины дети, наверное из подрастающей смены, повалили только что поставленные столбы для освещения улицы и загнали новенький трактор в болото.