Владимир Скороденко - Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

Тим оглянулся, смаргивая кровь; его не удивило, что от его авторитета не осталось и следа, он всегда смутно предчувствовал, что рано или поздно это случится. Теперь во взводе командовал Ролт, бывший под сильным влиянием Гаррела.

Тим обладал очень редким для человека его профессии чувством реальности и еще более редким спасительным фатализмом. Будь у него меньше здравого смысла, принадлежи он к более старшему поколению, он стал бы спорить, уговаривать и угрожать. И в результате солдаты набросились бы на него и убили бы тут же, на месте. Но он сразу увидел, что нужно подчиниться Ролту. О том, чтобы и дальше отдавать приказы самому, не могло быть и речи. К слишком уж гибельным последствиям привели предыдущие приказы. Сейчас он должен схватиться с Холтье один на один, и его люди — а вернее, люди Ролта — будут наблюдать за ними снизу. Если ему как-нибудь удастся вывести из строя бура, они поднимутся и добьют его, если же — что много вероятнее — произойдет обратное, солдаты с еще большим удовольствием прикончат Тима, потому что сами они лишь безучастные зрители смертельной схватки между двумя людьми, которые, как бы ни отличались они друг от друга, в равной мере для них чужаки.

Тим сунул в карман брюк три запасные обоймы и, держа в одной руке винтовку, быстро пополз зигзагом вверх к единственному прикрытию — двум валунам, которые одновременно скатились с вершины и, вдавившись в рыхлый сланец, образовали выемку. Валуны можно использовать как бруствер, правда не такой надежный, как на вершине, а в выемке мог бы укрыться человек.

Холтье успел три раза выстрелить в него, пока Тим добежал до места и, задыхаясь, с разбегу упал на землю за валунами. Одна пуля сорвала правый погон, другая ударилась прямо у самых ног, с такой силой швырнув ему в голени пригоршню камешков, что он вскрикнул от боли.

Он долго пролежал за валунами, уткнувшись лицом в землю, и все не мог отдышаться. Его так потрясло, так ужасало и то, что он сам натворил, и чуть было не учиненная над ним расправа, что ему было почти безразлично, убьет его Холтье или нет. Он допустил просчет, приведший к катастрофе; простую полицейскую операцию в помощь гражданским властям ухитрился довести до полностью проигранного, хотя и небольшого по масштабам, сражения. Четверо его солдат убиты, еще трое ранены, причем настолько тяжело, что даже те, кто выживет, останутся на всю жизнь калеками; взвод, позабыв о чувстве воинского долга, в панике бежал, а затем взбунтовался. И вот он остался один; человек с винтовкой против другого человека с винтовкой; они сразятся сейчас насмерть, как два гладиатора для забавы кровожадных зрителей, расположившихся внизу.

Теплый, золотистый свет внезапно коснулся развалин и большой желто-оранжевой волной быстро растекся по вершине горы, окрасив в рыжеватый цвет испещренный полосами песчаник. На секунду Тиму показалось, что у края самодельной крепости, в самом низу, что-то сверкнуло среди камней, и, приподняв винтовку дюйма на два над слоем гальки между валунами, он выстрелил. Этот первый за все время сражения ответный выстрел англичан не нанес противнику особого урона: пуля угодила в каменную глыбу и отколола от нее кусок песчаника. Ответ последовал немедленно, и Тим почувствовал, как задрожала прямо перед ним земля и во все стороны полетели каменные осколки. Он прижался к земле, распластался как только мог в неглубокой впадине, и тут же еще четыре пули чиркнули о загораживающие его валуны.

Он дышал теперь ровно, и сердце билось нормально, но его очень сильно мутило и не стошнило лишь потому, что он ничего не ел с предыдущего вечера. Он понимал, что после того, что случилось, его карьера в армии закончена; даже если он выберется отсюда живым, ему все равно предстоит военно-полевой суд, в лучшем случае — следственная комиссия. Если ему повезет, все, может, обойдется тем, что ему вкатят строгий выговор и года на два разжалуют, но на военной службе ему уже не преуспеть: оставшись в армии, он не поднимется выше майора, а в сорок пять его выпроводят в отставку, назначив мизерную пенсию. Почему он не послушался вчера Редлингхойса? Так просто было бы, заключив с ним молчаливый уговор, патрулировать населенный район долины, не слишком усердствуя, но все же так, чтобы не мог придраться Тарбэдж. Холтье к этому времени давно бы выбрался отсюда, возможно, уже подъезжал бы к границе. И солдаты были бы довольны, да и он сам что-нибудь получил бы от Редлингхойса за помощь — фунтов пятьсот, а то и тысячу. Через несколько месяцев, вернувшись в Англию, он, может быть, купил бы новый автомобиль. Но он не послушался, и в результате — четверо солдат убито, трое изувечено, его карьера погублена, а кровопролитию не видно еще конца.

Еще одна пуля чиркнула о валун перед ним, и снова брызнули каменные осколки. Если Холтье будет долго сюда палить, от его укрытия и следа не останется. Сухой песчаник на удивление легко крошится. Впрочем, «крепость» ведь тоже сложена из песчаника, и остроносые пули куда опаснее для него, чем тупоносые, так как не только царапают поверхность, а проникают глубже и дробят весь камень. Тим осторожно пододвинулся поближе к проему и, не отрывая подбородка от земли, поднял глаза и впервые внимательно оглядел «крепость». Она представляла собой беспорядочное нагромождение каменных глыб, многие из которых были не больше обыкновенного крупного камня. Глыбы были кое-как навалены друг на друга, как в игрушечной крепости, которую строили дети. Именно таким образом была сложена У-образная часть, где находился Холтье, и, вышибив из основания две-три глыбы, можно было обрушить все сооружение.

Тим очень медленно приподнял винтовку; очень медленно, высунув от усердия кончик языка, прицелился в ярко-желтую глыбу у основания «У». Потом выстрелил четыре раза и юркнул, как змея, в свою нору, спасаясь от ответных выстрелов Холтье, осыпавших его каменной крошкой. Вставив новую обойму в магазин, он снова подполз к отверстию и увидел, что камень, в который он стрелял, исчез, и два соседних тоже, а вместо них в стене зияет черный пролом. Пока Тим разглядывал «крепость», у него вдруг вырвало из рук винтовку, и вокруг хрустнули и зазвенели разбитые камешки. Один из голышей ударил его прямо по губам, расквасив их и выбив передние зубы. Тим уткнулся лицом в землю и лежал не шевелясь, все плыло перед ним, в ушах звенело.

Что-то теплое коснулось сзади его шеи, и в первый момент в его затуманенном сознании мелькнула мысль, что это может быть лишь кровь из новой раны, но потом он наконец сообразил, что это солнце. Приподняв разбитое лицо над выпачканными в крови камнями, он увидел, что уже вся гора сверкает, залитая ярким светом; солнце взошло, день наступил.