Владимир Скороденко - Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

А теперь, похоже, он и сам вот-вот приобщится к тем, о ком сочиняли легенды. Прямо над ним среди чуть побледневшего и сразу ставшего беззвездным неба темнел каменный остов крепости. Окерт приближался к кладбищу убитых, к духам мертвецов, чтобы соединиться с ними и навечно стать одним из них.

Лошадь нашел капрал Гаррел, он шел с левого фланга цепи. Гаррел, красивый рыжеволосый парень, с широкой улыбкой и большими зелеными глазами, был самый умный и толковый во взводе солдат; кроме того, он был коммунист и не скрывал своих убеждений. Как-то раз полковник Орринсмит в сумбурной, но бессвязной речи, обращенной к унтер-офицерскому составу, изрек, что «по своей природе все солдаты прирожденные консерваторы». Он всего лишь имел в виду, что военным нравится раз навсегда заведенный и неизменный распорядок (самому полковнику он, несомненно, был по душе). Но многие из его слушателей восприняли слово «консерватор» в политическом смысле и решили доказать полковнику любой ценой, что они кто угодно, но только не прирожденные тори. Истолкованная таким образом речь полковника особенно возмутила капрала Гаррела, который поклялся, что когда красные дождутся своего дня, он собственными руками уничтожит полковника Орринсмита, пусть даже для этого придется изрубить его на куски и отдать их на съедение живущим при полковой кухне кошкам. Из-за подобных заявлений Гаррелу так и не удалось подняться по служебной лестнице выше капральского чина.

Хотя Гаррел на совесть старался просвещать всех непросвещенных, он вскоре понял, что единственным человеком во взводе, которого стоило уговаривать, был его командир; все остальные, с какой стороны на них ни гляди, просто бросовый материал. Тим Баркер же хоть не особенно умен, но человек здравомыслящий и серьезный, и, если ему ясно показать, в чем его заблуждения…

— Вам нечего терять, — решительно объявил он Тиму, — кроме своих цепей.

— Моих цепей? — Тим удивленно посмотрел на руки.

— Да. При современном политическом и общественном строе Британии отсутствие имущества и связей сковывает вас, как цепь. Я вас не хочу обидеть, вовсе нет, только так уж оно выходит. Вам угодно причислять себя к классу господ, потому что вы малость иначе, чем мы, разговариваете, и папа отдал вас в школу, в каких нас не учат. Но все равно вы не из той компании, вы для них мальчик на побегушках. — Голос Гаррела звучал тепло и дружески, он положил Тиму на колено руку. — Послушай, в нашей бражке только мы с тобой умеем думать; остальные просто чувствуют, да и то смутно, как медузы… Мы с тобой оба одних лет, мы оба доживем до того времени, когда вся жизнь изменится. Тебе сроду не быть у них генералом, даже если ты попрешься за старым Орринсмитом хоть до самого дурдома; а с нами ты непременно выйдешь в генералы.

Тим вспыхнул от обиды. Его оскорбило не то, что Гаррел подбивал его ниспровергнуть существующий строй, о котором он и сам, кстати, был не особенно высокого мнения; и не замечание по поводу полковника, с которым Тим мысленно согласился; а совсем другое — то, что капрал так ясно видел и так пренебрежительно оценивал его общественное положение, положение, которым Тима с детства приучали гордиться превыше всего. Сам себе не признаваясь, он в глубине души знал, что в каком-то смысле и вправду служит лишь орудием в руках тех, кто богаче и родовитее его, и что для этих-то людей, а не для таких, как он, обычно предназначаются высокие посты в государстве. И мысль, что Гаррел прав, его еще больше взбесила. Тим сказал Гаррелу, что он глуп и ничего не понимает, — а это было неверно; сказал, что он опасный бунтовщик, — что было истинной правдой; и что лучше ему поостеречься — угроза, лишенная смысла, поскольку Гаррел, очевидно, знал, что делает. После этого Гаррел и Тим, у которых и впрямь было много общего, прониклись друг к другу острой враждой и недоверием.

Тем не менее каждое в какой-то степени сложное дело Тим поручал только Гаррелу; так и сегодня левое крыло взвода развернутым строем прочесывающего равнину, было важнее правого, поскольку Холтье скорее всего свернет влево, чтобы вернуться к фермам, в том случае если сбудутся предположения Тима и раненая лошадь не дотащит его до границы.

И впрямь некто иной, как Гаррел, услыхал в кустах странный шум. Он доносился слева — из той части зарослей, которую солдаты не обыскивали. Гаррел взвел курок и, ничего не сказав остальным, подался влево, зигзагами продвигаясь среди кустов. Через десять минут он обнаружил Кобу, вынул свисток, который полагался ему как командиру отделения и три раза резко свистнул. Не дожидаясь Тима, он осторожно обошел умирающую лошадь и при свете карманного фонарика принялся искать в кустах следы всадника. Он вскоре их обнаружил, и, когда взвод собрался, возбужденно галдя, Гаррел смог дать командиру толковый отчет о том, что он увидел и какие выводы из этого делает.

Тим был в восторге.

— Черт возьми, вы молодчина, Гаррел! — сказал он. — Теперь мерзавцу от нас не уйти. Я прослежу, чтобы вас отметили, вы здорово справились с задачей.

— О, право, не стоит беспокоиться, милорд, — отозвался Гаррел, и сержант Ролт и некоторые из солдат загоготали, благо их не было видно. Им нравилось, когда Гаррел «давал прикурить соплячку Тиму». Тим жалко улыбнулся в темноте, досадуя, что был так неумерен в похвалах. Хотя он и привык к насмешкам и неуважению солдат, но каждый раз обижался, как и они, забывая, что ему приходится собственной шкурой платить за высокомерие и спесь предшествующих поколений, современников его отца и деда.

Свою злость и обиду он постарался обратить против Холтье. Тот хоть был враг, и его полагалось ненавидеть. Питать же ненависть к солдатам и даже к смутьяну Гаррелу Тиму строго возбранялось, ведь все они были — по крайней мере, теоретически — доблестными английскими воинами, присягнувшими на верность короне; ненавидеть же беглого бура он мог сколько душе угодно. Внимательно изучив следы, он заметил, что одна нога глубже вдавливалась в землю, а рядом оставался отпечаток какой-то подпорки вроде костыля. Итак, Холтье и в самом деле ранен. Хорошо: Но куда же он направился? Почему следы ведут к востоку, в горы, а не к югу, где проходит граница, и не назад, на север, к фермам? После небольшого раздумья Тим вытащил из кармана карту, попросил у Гаррела фонарик и, опустившись на колени, низко наклонился над плотным, наклеенным на парусину листом. Карта была военная, крупномасштабная. Тим сразу определил местонахождение взвода и почти тотчас же увидел слева изогнутые очертания холма. Рейнова гора… два крохотных скрещенных меча означали, что здесь когда-то была битва. Подняв голову, он всего в миле увидел и саму гору; белые валуны ее вершины тускло светились на темном небе.