Владимир Скороденко - Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

— Просто слышала, — она сделала вид, что удивилась вопросу. — А как вам вернуть зонт?

— Я за ним зайду.

— Зачем же вам беспокоиться. Я его у Пью оставлю.

— Нет, я за ним зайду. Можно?

Она засмеялась.

— Ладно. Как хотите.

— Что вы с Бетти обсуждали вчера вечером?

Синтия часто жаловалась Роберту, что «все эти разговоры про Бетти такая скука», и Роберт с ней соглашался; тем не менее оба вечно выспрашивали Накано о его свиданьях. Он, в свою очередь, постоянно решал не говорить о ней — и как только входил в дом, тотчас начинал о ней говорить. Эта охота откровенничать и принимать откровенности была сродни тяге наносить и получать обиды, случающейся между прирожденными врагами.

— Мы говорили насчет атомного разоружения и пакта о ненападении.

— Господи! Как романтично!

— Мисс Уокер очень серьезный человек. Она говорит, мало кто задумывается над этими вопросами. Она говорит…

Как надоедало Синтии с Робертом выслушивать, что она говорит! И все же, если Накано не докладывал им, что она говорит, их подмывало его выспросить.

— Ясно. И весь вечер речь шла о таких высоких материях?

Накано покачал головой, нахмурился и умолк. Последнего вопроса он не понял, но угадал в нем подвох, насмешку над ним, или над Бетти, или над ними обоими.

Такие разговоры делались все реже. Но обязанности свои он выполнял по-прежнему добросовестно, тут супругам Пью не к чему было придраться, и им приходилось иначе выражать свое недовольство.

— Ты был такой живой мальчик. А теперь только плюхнешься в кресло и зевать, — ворчала Синтия.

— Правда, Накано, может, ты недосыпаешь? — вторил ей Роберт. — Не сомневаюсь, что совещания у мисс Уокер весьма, э, просветительны, но не кажется ли тебе, что они отнимают слишком много сил?

Иногда Накано, помявшись, просил деньги вперед — раньше такого не случалось — и давал им повод поинтересоваться, куда он стал девать деньги, и неужели же стоит вечера напролет таскаться с этой американкой по кафе и барам вместо того, чтоб заниматься или делать что-то полезное?

Эта американка. Они постоянно к ней возвращались. Сперва в отчетах о свиданьях всегда фигурировали рассужденья о политике, религии и нравственности. Роберт как-то взмолился: «И охота же вам переливать из пустого в порожнее!» Но в конце концов Накано стал скрепя сердце признавать, что он в нее влюблен. И скоро, естественно, уже попросил у них совета. Он твердо знает, что нравится ей; да он ей и просто нужен. Она учит японский, и они вместе читают романы Таницаки [16] Японский писатель, род. в 1886 г. и Мисимы [17] Японский писатель, род. в 1925 г. . Но, не говоря уж о том, что она «очень нравственная леди, миссионерка», зачем американской девушке японский студент?

Синтия с Робертом подняли его на смех.

— Масса народу получает преподавательские места в Японии через миссионерское общество. И далеко не все они религиозны, уж поверь! — сказала Синтия. — И чем ей плох японец? Американца ей тут не так-то легко найти.

— Да, — поддержал Роберт. — И спорим, не стала б она тебя каждый вечер приглашать, только чтоб читать «Кинкагучи» [18] Сборник стихов Минамото Саметомо (1192–1219). .

— Это уж точно, — сказала Синтия. — Она настроилась на роман. Вот и давай посмелее. Она небось уже из-за тебя с ума сходит

— Посмелее? — У Накано в голосе было изумление и трепет.

— Ну да. Подержи ее за руку. Обними.

— Поцелуй. Господи, да что это с тобой?

Накано был совершенно потрясен.

— Она вовсе не такая. Она чистая, она о таких вещах и не думает.

— Да ну тебя! — взвилась Синтия. — Будь только посмелей, а за остальное я ручаюсь.

— Что вы, миссис Пью. Вы шутите. Я не могу так поступить.

Вернувшись к себе, он, не раздеваясь, лег на подаренный матрас и стал взвешивать то, что ему сказали. Может, это очередная английская шутка, какими они часто конфузят его и сбивают с толку? Или они это всерьез? И если всерьез — правы ли они? От одной мысли об осуществлении их советов он корчился, как от желудочных колик, и зарывался лицом в ладони. Но когда на другой вечер он пошел к Бетти Уокер, на крыше ее дома произошло кое-что, отчего в него впервые закралось подозрение, уж не вел ли он себя все эти недели круглым идиотом. Как всегда, раскрыв перед собою на столе японский роман, они читали его вместе и вдруг услышали переполох — вой сирен, раскаты голосов, гром деревянных башмаков о булыжник — обычное сопровождение японского пожара.

— Пошли посмотрим, — сказала Бетти и стала подниматься по скрипучим деревянным ступеням к галерее на крыше. Накано пошел следом. Галерейка была до того узкая, что двоим тесно стоять, и голая рука Бетти — тогда он не сомневался, что случайно, хоть потом и усомнился — прижалась к его боку. Пожар оказался куда дальше и меньше, чем они ожидали, судя по шуму.

— А, ерунда, — разочарованно сказала Бетти. — Только грохот подняли из-за ничего… Ой! Месяц-то какой, посмотрите. Почти полный, да?

— Вы помните хокку [19] Хокку — японское трехстрочное стихотворение из семнадцати слогов. , которое выучили со мной? Про месяц?

И он его прочитал.

— А вы помните песню, которую вы со мной выучили? — И она завела хриплым контральто:

Потом она хохотнула обычным своим лающим смешком.

— Ладно! Пошли обратно.

Она повернулась к лестнице, и вдруг он ощутил ее руку у себя на плече. И она повела его вниз по ступенькам, прижимаясь к нему, пока они не очутились в тесно заставленной в японском стиле комнатенке, которая так особенно пахла ею и больше никем.

Когда не без колебаний он решился пересказать все супругам Пью, те пришли в восторг.

— Ну вот видишь, — сказала Синтия, — а мы тебе что говорили?

— И ты никак не откликнулся? — спросил Роберт.

— Не откликнулся?

— Спускался себе по лестнице, и все?

Накано потерянно кивнул.

— Ну знаешь ли, Накано! — изумилась Синтия.

— А что мне было делать?

— Что надо было сделать? Схватить ее в охапку, ну, или хоть обнять.

— А если она рассердится на меня? Не захочет больше видеть?

— Глупости! Вот если ты не возьмешься за дело поживей, тут-то она и рассердится, — предупредил Роберт. — Смотри, как бы ей не надоело ждать!

Накано переводил взгляд с него на нее.

— Вы серьезно? — спросил он. — Это шутка?

Но спрашивать не надо было, он уже понял, что они не шутят, и сразу почувствовал себя уверенней. Пью западные люди, западные люди понимают друг друга, значит, они правы, а он ошибался. Недаром ведь говорят, что западные женщины доступны; с любой можно поладить. Ну и дураком же он оказался! А она-то какова, вот лицемерка: рассуждать с ним на возвышенные темы, о христианстве, о морали, о превосходстве западных ценностей, когда ей всего-то и надо, что… И сразу же почтенье и страх, которые она ему внушала, — чувства, редкие в японцах по отношению к женщине и потому совершенно чуждые его природе, — улетучились, и вместо них его заполнила физическая страсть и убежденность в том, что она не безнадежна. С этого времени он стал относиться к ней чуть-чуть презрительно, свысока.