Прот. Савва Михалевич - От сокровищ моих

И вот служба окончена. Отец Ростислав пьёт чай вместе с певчими. До вечера все свободны. Он выносит стульчик во двор и слушает трели только что прилетевших скворцов, перебиваемые не менее звонкими песенками синиц. С озера за деревней ещё не сошёл лёд, но уже слышны истошные крики чаек и белые узкие крылья мелькают в ясном апрельском небе. Хорошо! Должно быть, скоро полетят гуси и утки, а кладбищенская роща позади храма зазвенит песнями зябликов и овсянок. Он на этом приходе уже 15 лет и каждый год переживает это весеннее обновление, связанное с Великим Праздником, по-новому, словно в первый раз. А до того? Сколько уже было этих празднований за его 50-летнюю жизнь! Отец Ростислав помнит, как маленьким ребёнком, держа мать за руку, он так же приходил в уединённый храм в их маленьком провинциальном городе, где старенький настоятель читал именно это же Евангелие. Он даже помнит его слабый голос и умилительную мягкость произношения. Открытых храмов в 1950-е годы оставалось ничтожно мало и их церковь была полна, но дети в ней отсутствовали. Водить их в храмы не разрешали. Он был исключением оттого, что его мама была особенного религиозного настроя. А он тогда и не думал, что станет священником… Как страшно и мерзко вела себя ТА власть по отношению к собственному народу! Ведь она лишила его единственного источника духовной силы, питавшего столетиями русскую душу! Куда бежать в несчастье, где искать ВЫСШЕЙ справедливости, к кому припасть в горе, если храма нет и туда идти ЗАПРЕЩАЕТСЯ? И сколько таких храмов-духовных прибежищ для миллионов верующих было уничтожено безбожной властью, у которой до сих пор множество адептов, с пеной у рта поносящих духовенство и церковь, а иногда и самого Бога! Почему? За что? За что ненавидели кроткого Иисуса иудеи? Разве Он сделал плохое кому-либо? Но даже через столетия после Его распятия всё так же ненавидят Его последователей и выливают на них ушаты грязи: «Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел» (Ин.15,18).

Весенний день постепенно меркнет. Солнечные лучи утрачивают яркость. Дело клонится к вечеру. Скоро начнётся служба 12 Евангелий. Отец Ростислав встаёт со стула. Он отдохнул на воздухе и набрался сил для нового служения. Убирая стул в сторожку, он вдруг вспомнил, как на его первом приходе одна интеллигентная старушка, обращаясь к настоятелю, вопрошала: «Батюшка, когда же будет служба 12-и разбойников? Предупредите меня, пожалуйста!» «Иду служить «службу 12-и разбойников» – улыбаясь, подумал он.

На середину храма поставлен аналой, на который полагается тяжёлое, обложенное серебром, богослужебное Евангелие. Молящиеся зажигают свечи, с которыми стоят во время чтения евангелий. В промежутках свечи гасят и отец Ростислав снова вспоминает, как в детстве делал маленькие зарубочки на свечке по числу прочитанных евангелий и, после чтения последнего двенадцатого евангелия свечку уже не гасили и шли с ней из церкви до самого дома, прикрывая слабый язычок пламени от порывов ветра. На этой службе у него стоит мало народа, так как прихожане подустали. Пришли лишь самые стойкие и верные. К такому явлению отец Владислав привык. Теперь храмов много, почитай в каждом посёлке есть, а верующих всё ещё недостаточно. Сказано: «Не бойся малое стадо» (Лк.12,32). Опять-таки ему многие высказывали сожаление, что не в состоянии посещать храм в рабочие дни, хотя весьма бы этого желали. Вся трагедия последних дней земной жизни Спасителя вспоминается в этом богослужении, которое и носит название «Последование Святых и спасительных Страстей Господа нашего Иисуса Христа». В детстве отцу Ростиславу было тяжело выстаивать всю эту продолжительную службу. Он тогда слабо понимал продолжительное чтение на церковнославянском языке, хотя мама объясняла ему её смысл. Ноги и спина начинали сначала ныть, потом болеть, духота, гарь от свечей и лампад, казались невыносимыми и хотелось, чтобы всё поскорее кончилось. Став старше, он стал вслушиваться в чтение этих фрагментов из Божественного Откровения и научился его понимать: шествие Господа на гору Елеонскую с учениками, моление о Чаше, предательство Иуды, взятие под стражу, суд Каиафы, отречение Петра, Христос перед Пилатом, казнь на Голгофе. Боль в спине и ногах пропала. Она словно перестала существовать, настолько захватывало содержание этих удивительных повествований, где в выражениях простых, ясных и одновременно сильных своею особой скупою выразительностью вырисовывалась картина самого трагичного события в истории человечества – непризнания и убийства Бога. Он замечал и сравнивал, как евангелисты, описывая одни и те же эпизоды, дополняли их новыми подробностями, наполнявшими картины прошлого пронзительным реализмом очевидцев, как ссылались на ветхозаветных пророков, предсказавших предательство и казнь Богочеловека до мельчайших деталей. Теперь, когда он сам, лично читал все 12 Евангелий, время для него совершенно отступало и переставало существовать. Казалось, долгая служба проходила незаметно.

После окончания отец Ростислав с помощью алтарников приготовился к завтрашнему богослужению: с гробницы, стоящей в левом углу храма, сняли стеклянный саркофаг, из-под которого настоятель извлёк Плащаницу, а саму гробницу перетащили на середину церкви перед алтарём, что потребовало немалых физических усилий, так как старинная гробница отличалась монументальностью. Он заглянул в конверт, куда складывали пожертвования на украшение Плащаницы и обнаружил в нём 3000 рублей. Этого должно хватить. Цветы заказаны на завтра в маленьком магазинчике в соседнем городке. Это белые хризантемы, которые поставят в вазы, а поверхность плащаницы покроют гирляндой из белых же гвоздик. Потом священник покропит плащаницу розовым маслом. Давно известно, что запахи пробуждают воспоминания. Аромат розового масла всегда напоминает далёкое детство и частичка того безмятежного ребячьего счастья снова оживает в душе, хотя она и не в состоянии полностью сбросить с души бремя забот и горечь скорбей, накопившихся за долгие годы.

На следующее утро в храме читаются Царские Часы, а в 14 часов служится Вечерня с выносом плащаницы, которую полагают посреди церкви на гробнице и украшают цветами. Затем двухчасовой перерыв и чин Погребения. В перерыве между службами отца Ростислава вызвали на требу в психиатрическую больницу, расположенную в пяти километрах от его храма. Он посещал больницу и раньше, и это всегда было тяжёлым испытанием. На этот раз пришлось исповедовать и причащать его прихожанку, которая с убийственной закономерностью ежегодно попадала сюда на излечение. Она не буйная и достаточно адекватная для принятия Таинства, но священник знает по опыту, что найдутся и другие желающие причаститься и придётся разбираться, кого допустить, а кого и нет. Персонал больницы его знает и даже сторож у ворот беспрепятственно пропускает «девятку» батюшки на территорию больницы. У входа в корпус отца Ростислава встречает тощий парень лет 20-и с оттопыренной нижней губой, с которой капает слюна, заливая наброшенную поверх вылинялой рубахи куртку. При виде священника парень начинает размахивать руками, издавая нечленораздельные звуки. Отец Ростислав, минуя мужское отделение, проходит в женское, где его ждут. По ту сторону коридора, у самого косяка сидит старуха с плоским морщинистым лицом, с палкой в руке в пластиковых бахилах поверх поношенных ботиков. «Мужчина!» – хрипло визжит она, – «не видите что ли? Написано: «Без бахил не входить!» и тычет корявым пальцем в рамку с объявлением, висящую на двери. Отец Ростислав, молча, проходит мимо. «Старый дурак!» – несётся ему в спину. Он не обращает внимания, давно привыкнув к подобным сценам. Перед входом в палату номер три его хватает за рукав рясы молодая и довольно миловидная, несмотря на мертвенную бледность лица, женщина: «Батюшка, постойте. Я должна вам сказать…» «Здравствуй Людмила. Как себя чувствуешь?» – отзывается священник. «Батюшка, я должна признаться… Мы с этим кзёнзом жили, как муж и жена…» «Не выдумывай Людмила. Я знаю, что этого не было» «Вы уверены?» «Совершенно. Приходи попозже, когда причащу Катю, и я поговорю с тобой». «А вы причастите меня?» «Посмотрим. Если будешь нести такую чушь, как в прошлый раз, причащение придётся отложить». «Я не буду». «То-то!» Вот так каждый раз. Отец Ростислав выполняет всё, что полагается и возвращается на приход. Там его уже ожидают прихожане, собравшиеся для чина Погребения, службы уникальной, как все богослужения Страстной седмицы, совершаемый вечером Великого Пятка, накануне Великой Субботы. Если Великий пост считается превыше всех остальных дней года, то Страстная седмица, по греческим комментариям, выше и Четыредесятницы, а Великая Суббота – самый великий день Страстной. Ибо при сотворении мира Бог создал человека в шестой день, а в седьмой почил от всех дел Своих и назвал его «субботой», (греч. Покой). Св. Отцы проводят параллель между днями творения и Страстной седмицей. Таким образом, в шестой день (пятницу) Господь воссоздал падшего человека Своей крестной смертью, а в седьмой (субботу) упокоился совершенным сном, в течение которого пребывал во гробе плотью, а душой во аде, откуда вывел души праведников, в раю – с благоразумным разбойником и на Престоле со Отцом и Духом Святым. Всё служение Великой Субботы наполнено противоречивыми чувствами скорби и утешения, горя и радости, сокрушения и ликования, а завершается оно крестным ходом с Плащаницей вокруг храма.