Александра Чумакова - Точка возврата

мебель из кожи, картины, обои с причудливыми узорами, и белый рояль. Мы входим в

кухню, где математик с супругой за ужином обсуждают планы на выходные.

– Коля, мы давно не были в театре, в субботу будет премьера постановки “Женитьба

Бальзаминова”, и я заказала билеты.

–Дорогая, тебе придется выбрать в компаньоны кого–то другого. У меня много работы, я

скоро завершу свой труд, поверь – это будет бомба! Обо мне заговорит весь ученый мир.

Мне осталось совсем немного, и я не могу сосредоточиться ни на чем другом. Мой внук

будет гордиться дедом!

– О – о, твой Гильберт сведет тебя с ума. Мне кажется, ты женат на математике, а не на

мне. Ну, хорошо, работай, но обещай, что когда получишь мировые награды, упомянешь о

своей покорной жене – и женщина засмеялась.

Кадр вновь сменился: Николай Петрович провожает супругу, нарядно одетую и красиво

причесанную, в театр. Он прощается с ней у такси, желает приятного вечера, и спешит

вернуться в свой кабинет. Ученый открывает блокнот и начинает что–то писать,

зачеркивать и писать снова. Перед ним на столе стоит ноутбук, но он работает по

старинке. Я заглядываю в его блокнот и вижу цифры, много цифр, которые мне ни о чем

не говорят. На миг мужчина задумывается, потом хлопает себя ладонью по лбу и на его

лице отражается возбуждение, даже одержимость. Наверное, с таким выражением на лице

совершались все великие открытия.

– Ну конечно! Как я раньше этого не понял?

Он берет ручку, но не успевает ничего записать. Через миг Вазарцев падает на стол. Я еще

не понял, что произошло, как картина снова сменилась. Мы находимся в церкви, тут и там

стоят люди в черном, идет процедура отпевания. В центре – гроб, а в нем лежит Николай

Петрович. Недалеко от гроба еле стоит на ногах женщина, и я узнаю в ней жену, а теперь

уже вдову ученого. На нее больно смотреть, от жизнерадостной и привлекательной дамы

осталась тень. Большие синие глаза, обрамленные мелкими морщинками, выглядели

совершенно погасшими. Беда резко обнажила ее возраст. Она нервно кусает губы и

сдерживается, чтобы не зарыдать. За руку ее держит беременная дочь, в глазах которой –

слезы. Я увидел двух студентов, тех, что были в аудитории и подошел к ним. Они

шепчутся:

– Надо же, на вид он был абсолютно здоров и вдруг – инсульт. Говорят, он приблизился к

разгадке одной из проблем Гильберта.

И вновь я перенесся в другое место.

Мы с Мафусаилом находимся в комнате, тут и там валяются игрушки: кубики, пирамидки,

плюшевый медведь, мяч. Я понимаю, что я в детской прежде, чем вижу ее хозяина –

карапуза лет трех. Игрушки его совсем не интересуют, он говорит неразборчиво, но

становится понятно, что он считает.

– Сколько будя семь на семь – неумело лепечет карапуз.

– Ну,конено, сорок девять – отвечает сам себе.

Удивительно, но считал он точно. Наверное, он это просто заучил, ведь детская память

очень цепкая – я попытался сам себе объяснить этот феномен. В комнату вошли две

женщины. Одна из них позвала мальчика:

– Марк, сынок, смотри, кто к нам пришел – это тетя Лена, она учит деток математике, и я

хочу показать ей, что ты умеешь.

– Марк, привет, ты уже совсем большой мальчик. Твоя мама сказала мне, что ты умеешь

складывать и умножать цифры.

– И делить – вставил малыш.

На лице женщины отразилось удивление. Но она его быстро скрыла и задала вопрос

– Сколько будет десять плюс двенадцать?

– Двадцать два – моментально ответил ребенок.

– А если мы умножим четыре на семь?

– Двадцать восемь! – гордо выпалил малыш.

Допрос продолжался долго, примеры становились все сложнее, но мальчик справлялся с

ними играючи. Женщина даже вспотела от напряжения. Наконец она спросила.

– Марк, а ты сможешь вычислить корень из числа двести семьдесят два?

Малыш немного задумался, потер ладошкой щечку и ответил :

– Шешнацать целых, четыреста девяносто две тыщищных.

– Судя по шоку на лице учительницы, я догадался, что маленький гений попал в точку.

Мама мальчика все это время стояла возле двери, позади сына и никак не могла

подсказывать ему ответы. Учительница дала ребенку конфету, попрощалась и вышла с

мамой из комнаты.

– Елена Степановна, теперь вы мне верите?

– Признаюсь, я в шоке! Ничего подобного я за свою практику не встречала. Ваш сын –

вундеркинд.

– Мы с мужем давно это поняли, ничего, кроме цифр его не интересует, но на этом

странности не заканчиваются, он считает, что его зовут не Марк, а Николай, часто

интересуется, как его жена, и родила ли дочь внука? В такие минуты нам страшно, мы

боимся, что его сочтут сумасшедшим, и не обращаемся к психологам, но вам я доверяю,

вы же убедились, на что способен его мозг.

– То, что вы рассказываете, действительно пугает. Я даже не знаю, что вам сказать. Моя

школьная подруга – детский психолог, я думаю, вам следует показать Марка ей. Но в том,

что он гениален, у меня нет никаких сомнений.

Женщина вытащила блокнот и стала что–то писать.

– Вот телефон Полины, моей подруги. Я сегодня с ней переговорю и расскажу о вашем

мальчике. Уже завтра вы можете с ней связаться.

– Вы даже не представляете, как я вам благодарна, надеюсь, ваша знакомая поможет

моему сынишке!

Женщины простились, а мы с Мафусаилом пошли в комнату Марка и присели на диван.

Малыш утомился и уснул прямо на полу, среди неинтересных ему игрушек.

– Мафусаил, я уже понял, что в этом ребенке душа математика Николая Петровича.

– Совершенно верно, каждый родившийся ребенок – чистый лист, он ничего не помнит о

своих прошлых воплощениях, но случаются сбои и на свет появляются дети, которые

кажутся всем уникальными и гениальными, они обладают знаниями, не доступными их

сверстникам, они знают и умеют то, что ставит взрослых в тупик.

– Кажется, я знаю один пример из истории – Моцарт.

– Да, один из таких детей был известен миру как Вольфганг Амадей Моцарт, начавший

писать музыку в возрасте пяти лет. Не менее уникальна история Уильяма Джеймса

Сидиса, появившегося на свет в 1898 году. К концу первого года жизни он научился

писать, в четыре года прочёл Гомера в оригинале, в шесть – изучил аристотелевскую

логику, к восьми овладел восемью языками. Уильям поступил в Гарвард в одиннадцать

лет, закончил его в шестнадцать. Этот список можно продолжать очень долго, но вернемся

к Вазарцеву. Душа Николая Петровича покинула тело в момент озарения. Она металась, не

зная, как поведать миру о своем открытии. Ей было рано переходить в другой мир, ведь

дело всей жизни было не завершено. Эта душа нашла себе новую оболочку – тело едва