Нико Штер - Власть научного знания

Помимо этого, в Германии практические устремления и успех расологии усиливало и поддерживало большое количество посреднических общественных организаций. Главную роль здесь играли националистические пангерманские социальные движения, которые целиком и полностью приняли расовую теорию, всячески продвигали ее в обществе и ратовали за внедрение ее политических выводов [84] До первой мировой войны и в период Веймарской республики многие организации в Германии включили расовые теории в свою политическую программу и решительно требовали принятия политических мер, в частности, законов, запрещающих биологическое смешение рас. В исследовании, опубликованном в 1913 году и посвященном так называемым «рехоботским бастерам» – этнической группе потомков готтентотов и буров, в то время проживавших в германской колонии в Юго-Западной Африке (современной Намибии), Ойген Фишер, без каких-либо эмпирических доказательств, приходит к выводу, что смешение рас неизбежно ведет к ухудшению здоровья потомков. Позднее эти выводы часто использовались для оправдания политики, направленной на предотвращение смешения рас. В статье, написанной для «Теории человеческой наследственности», Фишер (Fischer, [1921] 1927: 14) дает понять, что на немецкую нацию смешение рас оказывает особо вредное воздействие, так как «участь, постигшая немецкую нацию в настоящее время», вызвана и упрочена именно различными комбинациями рас и схожа с судьбой греков, «дрожавших перед римскими императорами». По прошествии всего нескольких дней после прихода к власти нацистов Фишер в своей лекции в Кёнигсбергском университете потребовал искоренить «чуждые расы вместе с их наследственными заболеваниями» (см. Weingart, Kroll, Bayertz, 1988: 385). .

В результате во многих случаях границы между научными и политическими программами, а также между индивидуальными научными целями и личными идеологическими амбициями расологов оказались размытыми.

С момента публикации «Неравенства рас» Гобино (1915) теория рас определялась политическими целями, и такая ситуация сохраняется до сих пор. При этом речь никогда не шла только о классификационной или объясняющей рамочной концепции, хотя, в частности, и Герберт Спенсер, и Макс Вебер всегда выступали за «нейтральную» позицию. Во время первого конгресса Немецкого социологического общества в 1910 году среди социологов, отвергавших любое упоминание расовой принадлежности или каких-либо других биологических категорий в рамках социологического дискурса, произошел спор. Расовый биолог Альфред Плётц, приглашенный на конгресс в качестве гостя, прочитал лекцию (Ploetz, 1911), в которой он рьяно доказывал значимость расовой принадлежности для исследовательских проблем социологии. В ходе жаркой дискуссии, разгоревшейся после доклада, особенно решительно подобную аргументацию отвергал Макс Вебер (Weber, 1911). В своем выступлении он постарался показать, какую опасность повлечет за собой принятие социологами расистских объяснительных подходов. Это протестное выступление Вебера – пример фундаментальных теоретических решений, принятых теми теоретиками, которые сегодня входят в круг ученых-социологов. Стоит отметить, что Вернер Зомбарт, исполнявший обязанности модератора в этой дискуссии, занял гораздо более «примиренческую» позицию по отношению к докладчику, нежели Вебер. Образно говоря, Зомбарт не стал захлопывать перед расовой теорией дверь, а высказал надежду на совместные дополнительные исследования взаимосвязи между характеристиками различных рас и социальными процессами (ср. Sombart, 1911). В начале ХХ-го века, в период господства биологической парадигмы, социология всеми способами старалась сформировать свой собственный научный профиль, сформировать свою идентичность. Чтобы достичь успеха в этом начинании, «отцы-основатели» были вынуждены проводить четкие разграничительные линии между новой научной дисциплиной и ее конкурентами. Вебер совершенно точно не исключал априори объяснение человеческого поведения или социальных структур факторами, связанными с расовой принадлежностью. Но он подчеркивает, что у подобных объяснений нет доказательств. Между строк читается его убежденность в том, что этих доказательств никогда не будет. Вебер не принимает расовую теорию по двум причинам – во-первых, из стремления придать социологии научный профиль, отличающий ее от других дисциплин, а, во-вторых, из-за своих общеполитических взглядов. Свою собственную теорию Вебер решительно противопоставлял натуралистическим или биологическим концепциям.

Согласно этим концепциям, человеческое поведение должно быть объяснено таким образом, чтобы можно было принять практические меры для контроля или «исправления» этого поведения. Поскольку расология возникла в контексте дарвинистского естествознания, ее внимание направлено на влияние биологического происхождения и взаимосвязь между наследственностью и социальным поведением. Как уверял Фриц Ленц (Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927), а вслед за ним американский генетик Турман Райс (Rice, 1929), проблема расовой принадлежности не имела бы никакого значения, если бы различия между расами ограничивались анатомическими особенностями. Поэтому решающую роль играют «духовные» характеристики расы. Ленц признает, что эти характеристики нельзя измерить теми же техническими приборами, которые используют для квантификации органических признаков [85] Неоднозначность концепции Ленца бросалась в глаза, сам он, однако, отрицал, что в какой-то момент отказался от положения о существовании «духовных» характеристик. Представление о том, что это и есть подлинные характеристики расы, тесно связано с концепцией «расы как ценностного принципа» (см. Lenz, 1933). Эти духовные свойства расы считаются безусловно существующими и утверждаются практически независимо от научного исследования той или иной расы. На самом деле принцип ценности расы оправдывает как (1) слияние идеологии и науки в данном конкретном случае (ср. Weingart, Kroll, Bayertz, 1988: 102 и далее), так и в целом (2) стратегический союз между научными и вненаучными группами, готовыми внедрять в жизнь политическую программу расологии. Авторы «Журнала социальных исследований», редакция которого к тому времени уже была изгнана за пределы Германии, продолжали выражать надежду на то, что расологию в значении полезной естественной науки можно оградить от расологии в значении чистой идеологии (ср. Landsberg, 1933: 388). . Тем не менее, Ойген Фишер следующим образом подытожил рассуждения своих единомышленников (Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 143): «Как в физическом, так и в духовном отношении отдельные человеческие расы очень сильно различаются между собой». Ленц (Baur, Fischer, Lenz, [1921] 1927: 547) также решительно подводит черту под спором о духовной предрасположенности, утверждая, что «нордическая раса находится впереди всего остального человечества по своей духовной одаренности».