Анатолий Кулик - Политическая наука № 4 / 2010 г. Политические партии, демократия и качество государственного управления в современном обществ

Партии в западном мире, наиболее тщательно исследовавшиеся учеными на Западе, на протяжении многих лет преуспевали в качестве более или менеее подлинного института демократии. Однако сейчас они постепенно, но ощутимо двигаются к новой стадии. Тесные связи с массами более не кажутся необходимыми, так как партии профессионально осваивают инструментарий политического маркетинга, и лидеры победившей партии осуществляют политику, которая удовлетворяет прежде всего их наиболее влятельных сторонников. Постепенно ослабляя связи, обеспечивающие политическое участие, партии обычно в определенной степени сохраняют отзывчивость 10 10 В оригинале – responsive linkage. – Прим. ред. , однако ответ на вопрос о том, на кого они реагируют, вовсе не обязательно является обнадеживающим для приверженцев демократии.

Кратко отметим, что на протяжении прошлого столетия политические партии в своем развитии прошли три стадии в борьбе за власть: либерализацию, демократизацию и дедемократизацию . Дедемократизацию невозможно предотвратить, когда диктаторский режим возвращается к власти. Но временами отход от демократии является результатом преднамеренных действий находящихся у власти лидеров с целью избежать ограничений, которые накладывает на их неутоленную жажду править «слишком быстрая», в их интерпретации, демократизация. Чтобы понять, что представляют собой партии и их отношение с демократией, необходимо определить, на какой стадии находятся партии и какие средства они используют в борьбе за власть.

Исследователи не всегда уделяли должное внимание важности властного контекста, в котором функционируют партии. Не всегда они также проявляли интерес к связи между партиями и демократией. Оглядываясь сейчас в прошлое, я вижу, что тоже не скоро пришла к пониманию, насколько сильно зависит от контекса то, что партии действительно делают для укрепления демократии. Однако я почти сразу же сосредоточилась на отношении между партиями и демократией. Первой книгой, которую я прочла еще аспиранткой Университета Беркли (Калифорния), была «Политические партии» Мориса Дюверже [Duverger, 1959] 11 11 Читатели могут ознакомиться с русским изданием этой работы (Дюверже, 2007). Ее текст также доступен в Интернете. – Режим доступа: http://www. democracy.ru/library/misk/political_parties_duv/ – Прим. ред. . Больше всего мне в ней понравилось то, что партии рассматриваются не просто как машины борьбы за власть, но как организации, выполняющие представительские функции. В своей преподавательской и научной работе я, чтобы выявить, насколько демократична та или иная политическая система, прежде всего обращала внимание на партии. Я видела, что из всех политических институтов только партии всегда заявляли, что будут использовать власть на благо людей (или какой-то их части) как представители их интересов. Но также я замечала, что партийные руководители, заявляя, что представляют граждан и служат агентами демократии, далеко не всегда поступали так, а когда поступали, то часто только потому, что это был единственный способ получить и удерживать то, к чему они в действительности стремились: править и извлекать из власти собственную выгоду.

Чтобы воспринимать партии как организации со своими идентичностями, необходимо было понять реальную связь между ними и демократией. Дюверже в этом отношении был полезен тем, что рассматривал, как партии организованы (кто делает что), каковы их свойства как автономных образований (происхождение, члены, идеологии) и как конституции и законы страны определяют их формирование. Чтобы найти авторов, которые сосредоточили бы свое внимание непосредственно на отношении партий к демократии, нужно было вернуться на 30–40 лет назад, к работам Роберта Михельса [Michels, 1915] и Моисея Острогорского [Ostrogorski, 1903]. Михельс полагал, что вопреки всем усилиям установить демократические процедуры неотвратимые силы продвигают олигархов во власть в партиях и тем самым в государстве. Даже социал-демократические партии становились инструментами бюрократизации и в конечном счете манипулирования массами. Острогорский был даже более категоричен: для него за фасадом внутрипартийной демократии всегда стояли «безликие кукловоды», которые никогда, даже на мгновение, не отказывались от реальной власти. Другим известным автором того же времени, чье творчество затрагивало репрезантивную роль партий, был Макс Вебер [Weber, 1958]. Он несколько оптимистичнее оценивал роль партий в демократии, но в конечном счете относился к ним довольно пренебрежительно: партийные активисты, для которых политика была призванием и которые работали в области возможного, могли, конечно, добиваться важных реформ. Но то же самое при желании могли сделать и независимые харизматические лидеры. По Веберу, хорошее правление зависит от качества бюрократии, т.е. организации государства, а не от внешних политических структур.

Американский автор Эльмер Шаттшнайдер [Schattschneider, 1942; Schattschneider, 1975] занял более позитивную позицию, обратившись к этой тематике в 1940-е годы (и сохраняя приверженность ей на протяжении всех 1960-х годов): он считал партии организациями, которые однажды создали демократию и затем воссоздавали ее каждый день. Он был убежден, что компетентный электорат, осознавая сущность и последствия политики, проводимой избранными политиками, может использовать и использует партии как агентов, способных осуществить позитивные изменения на его благо. В.О. Кей [Key, 1964], другой известный исследователь партий этого времени, признавал способность партий (и групп) выполнять критически важную функцию демократической связи между гражданами и государством. Используя метафору «приводной ремень» и отмечая позитивную роль, которую могут играть партии второго плана, бурно проявляющие себя на периферии системы, он заверял своих читателей, что демократии создают «ответственных избирателей». Несколько поздее Фрэнк Сороф [Sorauf, 1964; Sorauf, 1968; Sorauf, 1972; Sorauf, 1976; Sorauf, 1980; Sorauf, 1984] включил подобные наблюдения в свои работы 1964–1988 гг.

Однако эти трое авторов были американцами и писали о партиях США. Большинство же сравнительных исследований партий было выполнено в Европе. Но после Второй мировой войны и подъема тоталитарных режимов внимание европейских исследователей в меньшей степени было сосредоточено на том, как партии способствуют созданию и поддержанию демократии. Их больше интересовало, в какой мере партии были идеологически умерены, ограничены в количестве и способны агрегировать интересы таким образом, чтобы канализировать недовольство в обществе, не подвергая опасности политию. Липсет и Роккан [Lipset, Rokkan, 1967], объединив исследования партий Японии, Бразилии и Западной Африки, а также Европы, сконцентрировались на политической организации недовольства, на том, как партии обращаются за поддержкой к избирателям по ту или другую сторону глубоко укоренившихся расколов и каковы последствия этого для стабильности партийных систем и правительств. Примерно в то же самое время Дж. Лапаломбара и М. Вайнер [La Palombara, Weiner, 1966] провели целый комплекс сравнительных исследований партий, в центре которых стоял вопрос демократизации, а не проблема достижения стабильности как единственной цели партий. Но, будучи менее амбициозными в плане создания теории, эти исследования привлекли меньше внимания. Десять лет спустя работы Джованни Сартори [Sartori, 1976] стали впечатляющим в теоретическом плане вкладом в сравнительные исследования партий, но они были ограничены по своему как географическому, так и тематическому диапазону. Внимание Сартори было сосредоточено на том, какая комбинация видов партий в политической системе ведет к хорошему правлению и стабильности 12 12 Позднее труд Сартори в какой-то мере заместила работа М. Лааксо и Р. Таагепера [Laakso, Taagepera, 1979], чья формула расчета эффективного числа партий в системе получила сейчас более широкое распространение. . Его характеристика типов систем по числу партий, идеологической дистанции между ними и относительной степени успеха (процент голосов, процент мест) послужила полезным методологическим инструментарием для такого рода исследований. В Соединенных Штатах сравнительные исследования партий предпринимались тогда все еще достаточно редко. Все внимание было обращено на исследование индивидуального политического поведения и на ставшие к этому времени весьма популярными методы социологических опросов и статистического анализа, с сопутствующим акцентом на легко квантифицируемые данные голосований и выборов. Однако постепенно те, кто занимался партиями по обе стороны Атлантики, осознали, что могут использовать количественные данные об индивидах в сравнительных исследованиях партий как организаций и даже в исследовании отношения между партиями и демократией. Некоторые ученые сами стали развивать количественные исследования, используя организационные переменные для сравнения партий разных стран. Стефано Бартолини, Дэвид Фаррелл [Farrell, 2001], Роберт Хармел, Пьеро Игнаци [Ignazi, 2003; Ignazi, Ysmal, 1998], Кеннет Джанда [Janda, 1980], Р.C. Кац, Питер Мэир [Katz, Mair, 1995; Katz, Mair, 1994], Алан Вэир [Ware, 1987; Political parties… 1987; Ware, 1996] и Хармон Цайглер [Zeigler, 1993] были лидерами этого направления в 1970–1990-х годах. Только А. Вэир и Х. Цайглер (а позднее – Р.C. Кац и П. Мэир) оценивали успех партий в плане их полезности как агентов демократии; стандартным критерием был (и остается) успех на выборах.