Александр Немировский - История Древнего мира. Античность. Ч.1

319

Исократ был человеком столетия. И не только потому, что его жизнь захватила почти целый календарный век (436—338). Его речи — не только важный источник по экономике, политике, праву, социальной психологии IV в., но и сам он — трагическая фигура столетия, завершившегося гибелью эллинской свободы. После битвы при Херонее Исократ отказался от пищи и умер через несколько дней.

Так же, как в Платоновой Академии антиподом Платона стал Аристотель, из ораторской школы Исократа вышел его антипод — Демосфен(384—322), правда, не являвшийся непосредственно его учеником, но учившийся ораторскому искусству по произведениям Исократа. Занявшись красноречием случайно, Демосфен преодолел природный недостаток — шепелявость — и добился того, что ему внимали толпы людей — кто с восторгом, кто с ужасом. В отличие от Исократа, терпеливо подсчитывавшего слова, он был воспламенен гражданским негодованием, обращенным к македонскому завоевателю Филиппу, в котором Исократ видел спасителя Эллады. Один из античных авторов сравнивал речи Исократа с ухоженными телами атлетов, а речи Демосфена — с воинами в доспехах, потрясающими грозным оружием.

Помимо речей совещательных, звучащих в совете и народном собрании, и торжественных, услаждавших слух любителей слова, велика была потребность в судебном красноречии. Особенно возрастает она после Пелопоннесской войны: установленная спартанцами в городах Афинского союза и самих Афинах олигархия в большинстве полисов вскоре была свергнута, и начались бесконечные судебные процессы, связанные с имущественными и политическими претензиями. Однако в демократических полисах, о порядках в которых мы знаем преимущественно на материале Афин, не допускалось выступление профессионалов. Считалось, что свою правоту каждый должен доказывать сам — только за ребенка и женщину мог выступить кто-то другой. И граждане, не сведущие в тонкостях судебного дела, неофициально обращались за помощью к опытным ораторам, чтобы те составили нужную речь и разучили ее вместе с ними так, чтобы у судей сложилось впечатление, будто говорящий произносит собственные слова, к тому же без подготовки и не будучи искушен в риторическом искусстве: ведь оно было обязано заложившим его основы софистам недоброй славой искусства обмана, умения добиваться правдоподобия, уходя от установления правды.

320

И Исократ, и Демосфен, прежде чем погрузились в политику, начинали в качестве таких «составителей речей» для сограждан. Исократ, считавший это занятие не слишком почтенным и с осуждением о нем отзывавшийся, никогда не вспоминал об этом этапе своей биографии. Демосфен, тоже не считавший составление речей для других своим призванием, напротив, не стыдился этой деятельности, позволившей ему довольно быстро поправить материальное положение, расстроенное алчными опекунами после смерти отца. Но подлинного искусства в составлении судебных речей достиг Лисий, виртуоз судебной риторики. Его речи — важнейший источник нашего знания по афинскому праву, по общественной и частной жизни афинян.

Лисий (ок. 443—380) не был афинским гражданином, несмотря на то, что родился и прожил в Афинах большую часть жизни, а его отец, хотя и был метеком, общался с виднейшими из афинских политиков, включая Перикла. После смерти отца, в пятнадцатилетием возрасте, Лисий вместе со старшим братом уезжает в афинскую колонию Южной Италии Фурии, где, как и многие другие состоятельные юноши, получает ораторскую подготовку. Он и не помышлял, что риторика станет его профессией. Когда в результате неудачной афинской экспедиции в западных колониях Греции начали устанавливаться олигархические режимы и в Фуриях была свергнута демократия (423 г.), братья вынуждены были покинуть Южную Италию и вернулись в Афины. Но и в Афинах Лисий пострадал от олигархии, захватившей власть после окончания Пелопоннесской войны. Вместе с братом он попал в первый же список метеков, приверженных демократии и подлежащих уничтожению с конфискацией имущества.

Лисий сумел бежать и даже принять участие в борьбе с тиранами: как только демократы стали собирать силы, он отдал все деньги, какие хранил за пределами Афин, раздобыл 200 щитов и вместе с кем-то из друзей оплатил три сотни наемников. Демократия, однако, не отблагодарила его за это предоставлением гражданских прав, и он навсегда остался метеком.

Оказавшись без средств, ибо все его имущество, находившееся в Афинах, конфисковали тираны, а то, что было вне Афин, он пожертвовал на борьбу с ними, Лисий, которому было уже за пятьдесят, был обречен на прозябание. Тут-то ему и пригодились уроки риторики. Первая же произнесенная им в 403 г. речь против олигарха, которого он считал виновником гибели брата, привлекла всеобщее внимание. К Лисию стали обращаться афиняне, нуждавшиеся в судебной защите. За оставшиеся годы жизни он написал более 400 речей, из которых полностью или в крупных фрагментах до нас дошло 34. Речи эти касаются самых разнообразных дел. Это и протест жалкого инвалида, которого завистливый сосед пытается лишить несчастного обола, его ежедневной инвалидной пенсии; и исполненная достоинства речь богатого аристократа, клеветнически обвиненного жадным до чужого добра сикофантом в уничтожении священной оливы; и обвинение афинского гражданина, попавшего по жребию в совет пятисот, в незаконности участия в жеребьевке, поскольку, бежав из Афин, он не участвовал в свержении «тирании тридцати»; и похожее дело о человеке, тоже оставшемся в городе и тоже кем-то обвиненном в незаконности избрания на должность, но написанное от имени защиты, а не обвинения. По двум последним речам видно, как виртуозно Лисий манипулирует законами, какими искусными приемами он убеждает в своей защитной речи, что поведение человека, покинувшего город и вернувшегося лишь после низвержения тирании, вполне добропорядочно, а в обвинительной — обрисовывает ту же коллизию как преступление столь невероятное, что из-за отсутствия прецедентов нет даже закона, который бы определил достойное наказание.

321

Из каждой речи, написанной Лисием, встает неповторимый характер того, в чьи уста она вкладывалась. В зависимости от общественного положения, степени образованности или, напротив, невежества клиента и его обычной манеры говорить речи то насыщены философскими размышлениями и сентенциями, то сдобрены простецким юмором, то по-крестьянски простодушны и доверительны; слова то льются свободным потоком, то складываются в корявые, спотыкающиеся фразы. И в любом случае в начале или по ходу речи выступающий уверяет судей, что с премудростями ораторского искусства он не знаком, зато говорит только правду и искренне выскажет, как все происходило на самом деле.