Татьяна Москвина - Культурный разговор

Так что, конечно, – искренность, работоспособность, обаяние, красота Эмилии Спивак несомненны… плюс еще что-то. Почти неуловимое словом (и прекрасно уловимое чувством) своеобразие личности.

Женственность Спивак абсолютна, в ней нет «внутреннего мужчины». Именно поэтому ей так непросто играть главную роль в «Последнем китайском предупреждении» (это «Добрый человек из Сезуана» Брехта в постановке Семена Спивака), где героиня раздваивается на добрую Шен Те и злого Шуи Та. Режиссер поставил Брехта в «наивном стиле», как забавную притчу, и зрители, приученные к трагическому Брехту Юрия Бутусова, могут такой интервал абстракции не принять вовсе. А по мне, так странно упрекать Спивака, что он не Бутусов и не разверзает перед нами мрачных бездн. Да, не разверзает. У Спивака вообще нет трагического мироощущения, как его, кстати, напрочь не было у Брехта, убежденного в том, что если поднапрячься (и театру в том числе), все можно исправить. «Плохой конец заранее отброшен, он должен, должен, должен быть хорошим!» (из Брехта). Я к тому, что чем больше энергичных парней, делающих театр, тем лучше, и не обязательно их сталкивать лбами и лошадь корить, что она не верблюд.

Шен Те хоть и торгует телом, выглядит прелестной скромной девушкой, порока в ней нет, это все обстоятельства. Чуть встанет в небе полная луна (лун в спектакле опускается с колосников целых три, одна другой огромнее), а рядом окажется подходящий летчик, девушка принимается за обычное девичье дело – смотреть на любимого влажными глазами и тихо таять от счастья. А вот жестокий Шуи Та из нее вылезает плохо, она притворяется, изображает его с помощью деталей из ковбойских фильмов – шляпа, сапоги, нарочито огрубленный голос. В общем, дурака валяет. Нет в ней раздвоения, как была милой и хорошей, так и осталась, не может единственный найденный богами на земле добрый человек превратиться в злое меркантильное чудище…

Молодые героини, приковывающие к себе внимание и красотой, и «половодьем чувств», и свежестью интонаций, и особенным, индивидуальным обаянием, и вдумчивостью – редкость на сцене. Наша Эмилия – какой-то удивительный «пасьянс из тысячи колод», как выражался Евгений Шварц. Мне бы хотелось, чтобы Петербург любил и ценил ее побольше.

– А были ли какие-то другие варианты в ранней юности насчет будущей профессии. Не хотелось ли стать врачом, архитектором и т. п. или все было фатально?

– Знаете, сначала мне вообще никем не хотелось быть. Больше всего я любила слушать Аллу Пугачеву и подпевать. Родители подарили мне в свое время сборник, где были собраны ее песни – и я обожала это слушать, петь, танцевать. А потом вдруг появилась мысль быть адвокатом. И к одиннадцатому классу я выбирала между адвокатской и актерской профессией. Сейчас я понимаю, что выбор был правильным, потому что я очень субъективно на все смотрю, для адвоката это было бы неправильно.

– А почему адвокатом? Увлек чей-то образ?

– Казалось очень романтичным защищать людей.

– Легко ли поступили в Театральный?

– Было сложно – «давила фамилия», и поступала я крайне неуверенно. Моя программа была, естественно, подготовлена в стенах дома. Я не могла показать себя, не могла открыться педагогам, мне казалось, что все на меня смотрят и думают: «Ну, конечно, это же Спивак»; только ленивый не спросил меня, какое отношение я имею к Семену Яковлевичу Спиваку. Когда я говорила, что никакого, кроме того, что я его дочь, все кивали и говорили: «Ну, понятно».

Вот в такой атмосфере я поступала. Думаю, то, что меня взяли, это был абсолютный аванс Владислава Борисовича Пази…

– Эта тема никогда не отступит, как я понимаю. Все время нужно доказывать, что «я на сцене не потому, что дочь Семена Спивака, а потому что у меня на это есть право»… Постоянно приходится жить в такой ситуации доказательства или иногда все-таки забывается?

– Сейчас уже меньше. Я всегда смотрела на тридцатилетних женщин и слушала, как они говорят: здорово, что ты в этом возрасте становишься взрослой, самостоятельной. Такая классная вся из себя! Мне вот тридцать лет стукнуло, и я все думаю – когда же наступит этот момент, когда я пойму, как это классно. Единственный плюс пока я для себя открыла в том, что все меньше и меньше желания и внутренней потребности доказывать кому-то что-либо. Значит, какая-то уверенность чуть-чуть появляется.

– Пела маленькая Эмилия вместе с Аллой Пугачевой. А нынче поете ли вы?

– К сожалению, нет. Я мечтала быть певицей, но слух посредственный, и голос, кажется, не певческий.

– Жалко.

– А мне-то как жалко!

– «Я – актриса Спивака», вы сказали, и тут не поспоришь. Но вы работали и с другими режиссерами – с Владимиром Тумановым, с Львом Шехтманом. Легко ли находили общий язык? Не было ли сложностей? Есть ли у вас гибкость в восприятии этих странных зверей – то есть режиссеров?

– Бывает по-разному. Честно говоря, бывало в моей биографии, что я не находила общего языка с режиссером, и мы расходились. Но в данном случае, мне кажется, что все совпало. Ну с Владимиром Тумановым у нас вообще большая любовь и дружба, мы очень тепло и нежно относимся друг к другу. Я была бы счастлива еще раз встретиться в работе с ним. Думаю, что там, где есть человеческая задача в первую очередь, я всегда найду общий язык с режиссером. А вот в формальном театре мне было бы очень тяжело существовать.

– А что значит – в формальном?

– Знаете, когда самое главное – форма. И такая некая необъяснимая странность на сцене происходит. Ну это же модно сейчас. Вот в таких историях я себя не очень вижу.

– Есть ли на сегодняшний день какая-нибудь любимая роль, когда утром знаешь, что вечером играешь, и хорошо на душе. Бывает такое?

– Чем любимее роль, тем мне страшнее. Не могу сказать, какую роль я люблю больше всего. Они для меня все очень дорогие. Но есть роли, которых я боюсь больше. Это, конечно, роль в спектакле «Последнее китайское предупреждение». Потому что и роль, и сам спектакль, и то, что Семен Яковлевич вкладывает в него, – больше, чем я, и поэтому мне надо все время до него расти. Поэтому страшно. Так же в свое время я очень боялась «Отелло», и хотя я играю его уже одиннадцать лет, перед каждым спектаклем ужасно нервничаю и перед каждым выходом у меня есть желание убежать. Но бежать некуда – я себе однажды сказала, что бежать некуда. Выходить все равно придется…

– И это каждый раз?

– Почти каждый раз, да.

– Эмилия, а вы не так уж и много играете в театре. Нельзя сказать, что режиссер Спивак отдает все лучшие роли дочери – всего четыре спектакля у вас. Есть ли такая проблема – дашь дочери роль, а «что люди скажут»?..