Биляна Срблянович - Кузнечики [=Саранча]

Макс:Дорогая.

Макс вытирает глаза. Надежда смотрит на него почти влюбленным взглядом. Потом говорит.

Надежда:У тебя грим потек.

Надежда окунает край салфетки в стакан с водой. Вытирает Максу лицо.

Макс:Я забыл его смыть… Ладно. Хватит.

Надежда:Еще здесь чуть-чуть осталось…

Макс берет руку Надежды. Отстраняет ее.

Макс:Я же сказал, хватит.

Теперь снова никто не улыбается. Снова становится как-то напряженно. Макс смотрит куда-то вдаль, пытается позвать официанта.

Макс:Три официанта на столько столов. И еще один из официантов слепой! Просто невозможно до них докричаться. Если увидишь, позови его. Я хочу расплатиться.

Надежда оборачивается. Смотрит вокруг себя.

Макс:Не торопись. Только если его увидишь…

Надежда:Я не вижу официанта, но вон тот человек все время на тебя смотрит.

Макс оборачивается. Отпивает глоток вина. Становится каким-то важным.

Макс:На меня все смотрят.

Надежда:Этот постоянно смотрит.

Макс:Я предполагаю.

Надежда:Обернись. Может, ты его знаешь.

Макс:Меня он не интересует.

Но все же Макс оборачивается.

Макс:А, этот.

Макс поднимает брови и кивает кому-то там головой. И как обычно в таких случаях, поднимает бокал. С усмешкой, но сквозь зубы говорит Надежде.

Макс:Доносчик.

Надежда:Этот?

Макс:Работает на полицию. Засранец.

Надежда:А почему ты за него поднимаешь бокал, если он засранец?

Макс:Я и сам себя об этом спрашиваю.

Надежда:Потому что он родственник твоей жены?

Макс:Откуда ты знаешь?

Надежда:Он сейчас это сказал этому, который сидит рядом с ним.

Макс с удивленным видом оборачивается. Смотрит на соседа родственника своей жены.

Надежда:Это было не громко. Он сказал это только ему.

Надежда поясняет.

Надежда:Я умею читать по губам.

Макс:На самом деле?

Надежда кивает головой.

Надежда:И про твою жену я тоже знаю.

Макс:Об этом тоже пишут в Интернете?

Этот выход в ресторан становится похож на наказание.

Надежда:Мне все равно. Это касается только тебя.

Оба замолкают.

Макс:Ты действительно можешь читать по губам?

Надежда довольно кивает головой.

Надежда:Это не так уж и трудно.

Макс:Ну вот, видишь, еще кое-что умеешь. Не только гримировать.

Надежда:Хочешь, я расскажу тебе, о чем они говорят?

К Максу понемногу возвращается энтузиазм.

Макс:Почему бы и нет. Давай!

Надежда смотрит в сторону полицейского засранца. Немного сосредотачивается, потом снова смотрит.

Надежда:Завтра они собираются взять начальника почты. Из-за сокрытия налогов.

Макс:Ты меня разыгрываешь?

Надежда:Нисколько. Это засранец этот сказал.

Максим оборачивается. Смотрит на доносчика.

Макс:Ты уверена?

Надежда:Он только что это сказал. Я видела.

Макс достает мобильный телефон из кармана пиджака. Набирает какой-то номер и, довольный собой, ждет соединения.

Макс:Надежда, ты опасный человек. Правда. Давай-ка, подсмотри еще что-нибудь.

Макс говорит по телефону.

Макс:Алло, это я. Слушай, проверь-ка мне…

Затемнение

Холл какого-то большого и серьезного учреждения. Мраморные колонны, облицованные мрамором стены, мраморный пол, мрамор при входе. А где-то там за горизонтом нашего зрения множество больших дверей. Везде двери, которые с трудом открываются и тяжело закрываются. Милисав Симич, ветхий старик, худой и высокий, в мокром плаще, сидит на одном из деревянных стульев и, держа подмышкой портфель, мнет его. Возле него нервно прохаживается Милан, бывший его студент, а сейчас постоянный шофер своего отца. Потому что то, что он окончил школу, совсем не значит, что он чему-то научился. Симич, свернулся на стуле, вжался в собственный скелет. От его метра девяносто осталась ровно половина. Милан ходит и говорит, ходит и говорит.

Милан:Мой отец играет в лото. Уже тридцать пять лет, каждый день. Тридцать пять лет каждый день мой отец просыпается каждое утро первый, первый умывается, первый бреется, варит кофе, закуривает трубку и садится за кухонный стол. И тогда начинает: раскладывает числа, развивает системы, сравнивает, предсказывает, ищет дебютную комбинацию. Мой отец уже тридцать пять лет каждый день своей жизни пробует чем-то овладеть.

Где-то, в конце какого-то коридора, медленно со скрипом открываются какие-то двери. Милисав Симич встает, но не делает ни единого шага. Остается стоять здесь, возле своего стула, как какой-то испуганный пес, и слушает. Он прислушивается к стуку мужских шагов по мрамору. Шаги приближаются, потом удаляются. Двери с шумом закрываются.

Милан:Это еще не он.

Симич разочарованно садится. Милан делает паузу. Мы думаем, что он уже совсем замолчал, но он продолжает.

Милан:Мой отец каждое утро, уже тридцать пять лет, берет какое-нибудь важное число и вокруг него развивает целую систему. Он ставит на даты, на дни рождения, на юбилеи великих и малых сражений, на даты террористических актов, государственных катаклизмов, неизвестных войн. Он играет на номера букв в именах известных людей, исторических личностей или родственников, друзей, знакомых, королей, соседей, писателей, всех своих предков.

Симич вдруг наполовину привстает со стула и прислушивается, как какой-то худой сказочный мышонок. Водит носом и ушами, как будто старается услышать то, чего услышать нельзя.

Милан:Да нет ничего. Рано еще.

Симич смотрит на Милана. Он не утруждает себя, чтобы что-нибудь сказать. Милан садится. Вернее, просто бросает свое тело на стул рядом с Симичем.

Милан:Мой отец уже тридцать пять лет каждый день своей жизни каждого человека, которого встречает, просит загадать ему какое-нибудь число. Каждого, абсолютно каждого.

Милан грустно прибавляет.

Милан:Каждого, кроме меня.

Симич смотрит на молодого человека, который находится рядом, но на самом деле не видит его. Потому что Симич ждет, собранно ждет. В уголках сухих губ почти уже собралась белая слюна, потому что от того, что он нервничает, он не может ни говорить, ни даже глотать. Он сказал бы что-нибудь Милану, если бы мог и если бы знал что. Двери в глубине коридора открываются и сразу же со скрипом закрываются. Симич вскакивает. Его портфель переворачивается, и из него выпадают какие-то книги. Но шанс, что что-то произойдет, уже позади. Милан собирает книги. Симич просто стоит. Ему стыдно, что он так нервничает. А еще больше потому что он поддался своим слабостям и рефлексам. Он стоит, обезумевший от переживаний, с пересохшим ртом, мокрый и красный от нетерпения. Милан собирает все книги.