Почему я ненавижу фанфики (СИ)

— А у тебя что с правой рукой? — попробовав свой коктейль, спросил Никита. Кстати, напиток был очень даже.

Лёша пошевелил пальцами, снял со стаканчика крышку. Начал медленно крутить её в неловкой руке.

— Мелкая моторика. Нарушен прием сигнала, это последствие травмы.

— Серьезной?

— Да… авария. Восстанавливаю, да всё никак не получается.

Никита едко усмехнулся. Застарелая душевная боль пошла рябью.

— Пробовал лепить из глины?

— Нет, — Дементьев заинтересовался и поднял голову.

— Попробуй. Вдруг поможет.

«Я сделаю совершенство, ясно? Ясно тебе?!»

— Ты умеешь?

Откуда не возьмись нахлынул мелкий снежный дождь.

— Умел когда-то.

Кстати, а ведь скоро зима. Уже и листьев жёлтых нет — ветки оголились и почернели. Лучшее время года, самое честное. Такое же беспощадное, как жизнь.

— И почему бросил?

Никита почти рассмеялся. Обходными путями всё равно подобрались к сути, даже если не особо хотелось рассказывать об этом Ему.

— Потому что я был несовершенен.

Он вовремя повернулся и заметил угасающий жадный огонёк в потемневших, глубоких глазах. Лёша сразу же отвел взгляд — маска отстранённости села на место, как влитая. Прикрыла его живую, чувствительную душу, способную, наверное, любить весь мир.

Ничего удивительного.

Если есть кто-то вроде Никиты, ненавидящий и скрывающий, то и любящий-скрывающий тоже должен быть.

Лёша кинул пустой стаканчик в урну.

— Пошли.

— Куда?

— Я тебе помог? И ты мне помоги, если рассчитаться хотел.

— Например?

Никита двумя глотками расправился с клубничным безобразием. Блин, как там эта кафешка-то называлась?

— Глину хочу купить, — улыбнулся Лёша.

И побрел к автобусной остановке, сунув руки в карманы куртки. Мол, догоняй, калека. Нога болит? Тем более догоняй.

Он был странный. Очень странный. Как современное искусство. Такой же почти беспощадный и почти бессмысленный.

Но Никита почему-то уже не мог просто выбросить его из головы.

========== 21 - Азарт и пятничная бессонница ==========

На мой скромный взгляд, желание рисковать своей жизнью и здоровьем ради денежного приза — одно из самых странных человеческих стремлений.

Любителей экстрима можно выделить в особую категорию тех, кто направил свой вектор к Риску Получить Серьезную Травму. Данную травму в итоге получает каждый — и после, гордо задрав голову, может считаться мастером, своё отстрадавшим. Повезло, если дело не заканчивается инвалидностью или смертью. Это какой-то особый вид самовыражения?

Нередко случается так, что верящие в исполнение мечт начинающие любители погонять по артериям адреналин берутся за то, что даже профессионалы выполнить не в состоянии. И огребают по полной.

Всё это находилось для меня где-то на иных уровнях реальности. И разобраться я пытался, докапываясь до источника знаний об Истинном Долбоебизме:

— Не понимаю. Что тут интересного?

Даня стоял неподалёку, прислонившись к серой бетонной стене. В настолько яркой и цветастой куртке, что проходящие мимо люди принимали его за реалистичное граффити. Стоял и с философской озабоченностью смотрел на мелькающие в нескольких метрах огни — блики завораживающе скользили по его глазам, что несколько отвлекало от поисков истины.

— Ты имеешь в виду гонки или меня? — он перевел взгляд и нежно усмехнулся. Так нежно, что аж под ложечкой потянуло.

С того самого дня «Т», то есть дня траха, он стал относиться ко мне несколько иначе. Градус крепости отношений поднялся до сложной границы: и нравилось, и выносило мозг.

Взять хотя бы недавнюю практическую работу, где нас разделили по парам. Просто по алфавиту. Дане досталась девчонка, а мне, первому везунчику универа — Упиров Сашенька.

Данный фрукт в нашей группе был неопределенностью ноль на ноль и раздражал просто неимоверно тем, что за имением вертлявого языка умудрялся сдавать сессии на трояки. Всех этих «перекати-поле» я искренне мечтал закопать заживо и желательно с парой-тройкой учебников в гробу, дабы было чем заняться до того, как закончится кислород. А Упиров в свою очередь был рад свесить на меня практику и сесть на шею.

Я бы потерпел. Ей-богу, потерпел бы, если бы не его манера брататься с окружающими по поводу и без.

— Костян, а ты много времени на учебу тратишь, да? — прицепился Сашенька, с ужасающей наглостью отрывая меня от дела.

— Нет, — ответил я, немного нервно записывая столбцы данных для задач. Нервничал я потому, что пришлось надеть очки, и Даня беспалевно жрал меня глазами в связи с этим незначительным дополнением к образу. Я уверен, в голове у него не было ни одной приличной мысли.

— А как ты всё запоминаешь тогда?

— Достаточно хотя бы один раз прочитать лекцию и всё станет понятнее, — я скрипнул зубами, но Сашенька в упор не замечал моих кристально-ясных невербальных сигналов.

В итоге он додумался до страшной вещи. Под изучающим взглядом одного испанского мачо-хуячо положил ладонь мне на шею, чем напугал до усрачки и, что ещё хуже, смутил.

В основном из-за температурного контраста кожи с металлом — на пальце было кольцо…

Пока я, перебирая пятьдесят оттенков красного, отходил от испуга, в момент невнимательности препода Упирову прилетел грубо свернутый тетрадный лист. Развернув его, мы дружно прочитали второпях нацарапанное: «Ещё раз тронешь — руку засуну в жопу по самую ключицу», и синхронно повернулись в сторону Даньки.

Тот реактивно излучал некоторое… недовольство. «Недовольство» сулило Упирову горящую путевку по всем открытым и закрытым кругам ада в самое ближайшее время. Я с трудом отвел глаза и решил объясниться во избежание усложнения ситуации:

— Будь добр, никогда так не делай.

— Разделили подружек… — беззлобно подколол Упиров, сложив руки на груди. Он хотел было сказать что-то ещё, но промолчал.

Я был благодарен за сдержанность и вернулся к расчётам, краем мозга думая о своем положении.

По тихой грусти о нашей «излишней дружбе», кажется, прознали все, но говорить что-то поперек боялись.

Во-первых, большинство знало, что кулак Новикова примчится раньше, чем камень в наш гомоогород с цветущими голубыми бахчами долетит до грядок — Даня восемьдесят процентов своих проблем всё ещё предпочитал решать силовым путем.

Во-вторых, неоднократно убедившись в том, что я не давалка вроде Соколова и, коль попал мне в неугодность, конспекты, лабы и помощь с практическими работами придется вымаливать на коленях, никто докучать не стремился.

Я часто прикрывался зачеткой в спорах и локальных дрязгах, так что она, родимая, спасала и на этот раз.

В итоге травить нас не было резона — никто не хотел пересдавать или носить на себе следы Данькиной терапии.