Уличная магия 3: Турнир (СИ)

Боже, кому он нужен, такой мир?

Про себя. Как же много он говорит про себя, эгоист.

Про то, что я – его свет. Только его. Что мне нельзя исчезать. Типа будет скучать, куда ж он без меня-то? Что мне надо только собраться, как мы всегда это делали перед выступлением. И врет, что крови уже нет, что Итачи почти справился, только бы я всё это выдержал.

Потом он говорит, что любит меня больше жизни. А голос-то голос… сама боль, как она есть. Как будто мне и так её мало.

Свет софитов бьет в глаза изнутри, в ушах почему-то звучат аплодисменты. Браво, Саске, здорово сказанул. Как боженька смолвил.

Только в знак согласия мне сказать нечего – киваю и отключаюсь.

Но я тебя, скотина, не брошу.

Не дождешься.

========== О грязных лапах, уязвимости и бутоне ==========

Приятно, когда тебя помнят. Не важно как, не важно почему – просто помнят и всё.

Дату дня рождения, событие с твоим участием, даже необдуманно сказанную мысль…

Когда я открываю глаза, Саске преспокойно дрыхнет на моем животе. Волосы разметались по одеялу и задницей утки стоят на затылке. Лицо в разноцветную пятнышку синяков – мордой в краску упал, не иначе. Веки припухли, покраснели, видно, что долго не спал.

Учиху просто отключило.

Прикасаюсь ладонью к щеке, как к первому снегу – не растаял бы. Не исчез и не утек водой сквозь пальцы. Его ведь так легко ранить.

Ресницы вздрагивают, чуть дергаются. Меня обволакивает сонный взгляд, полный непонимания, после чего осмысленность растекается по темной-темной радужке и при теплом свете отбликивает испугом.

– Мы живы, да?

– Похоже на то, – шепчу, чувствуя, что если начну говорить в голос, и вибрации разойдутся по телу, то опять вырублюсь от боли. – Ужас. Я так надеялся, что уже никогда не увижу твою рожу.

Саске ловит мои пальцы, грабастает в какую-то непонятную кучу, сжимает, касается губами костяшек.

– Думаю, ты запомнил меня так, что уже и в другой жизни не отделаешься. Не забудешь.

Я чувствую его улыбку. Она растекается по коже и прячется в ладони. Потом Саске покусывает не так давно подаренное кольцо – единственную вещь, которая удерживала мой разум в стабильном состоянии, пока мы были в раздрае.

Ах да, как я говорил, приятно знать, что тебя помнят. Приятно, поэтому я не скажу Саске о том, что всё, о чем я думал и помнил в объятиях смерти – это его морда. Обойдется.

– Да кому ты нужен, – фыркаю, осторожно осмотревшись по сторонам. – Как Итачи? В порядке?

– Скоро сам увидишь. И вообще, меня начинает бесить, что ты беспокоишься о нем больше, чем обо мне.

– Если я буду это показывать, ты станешь еще невыносимее. Так что иди к черту.

Глупая радость то отпускает, то снова накрывает с головой. Как же здорово, что таких моментов у нас завались, а вот кошмаров на двоих по пальцам пересчитать…

– Наруто, послушай… Я сожалею.

– Который раз ты это говоришь?

– Первый раз. Так – первый.

Что ж, и возразить нечего. Это правда.

– О чем, Саске? О том, что мы с тобой ходячие косяки и в стрессовой ситуации не способны поступать правильно?

Он кивает. А возразить, блин, всё еще нечего.

Где-то в коридоре раздаются подозрительные шумы, смех. Незнакомый смех. Этот звук сразу сводит на нет желание пропускать через мясорубку наши проблемы, чувства и общую боль. Как показала практика, котлет с этой каши не приготовишь – какой тогда толк снова ее мусолить?

– Я тоже сожалею. Мы оба поступили глупо.

– Это точно, – лицо Учихи вдруг белеет, даже сереет, но он быстро берет себя в руки.

– Саске? Тебе нехорошо?

– Когда закрываю глаза, вижу нож и… я раньше спать не мог из-за этого, но видимо, организм все-таки взял своё. Мне было так… так страшно, Наруто.

– Эй… – переборов себя, все-таки хватаюсь за спутанную жженую проволоку. – Перестань. Ты справился. Не мог не справиться, у тебя же демоны в руках! Или ангелы? То, что ты ими делаешь, никакому описанию не поддается…

– Не болтай много.

– Да оно что болтай, что не болтай – одинаково приятно, – пытаюсь улыбнуться я.

Дверь приоткрывается, Итачи робко заглядывает в комнату.

– К вам можно? А то я один с ними тремя не справляюсь.

– Тремя? – выдыхаю я. И тут…

Лай.

Лай. Моей. Собаки.

Я переглядываюсь с Саске, он переглядывается со мной. Убить сволочь хочется, и так же сильно – поцеловать.

– Кьюби! – от неожиданности прорезается голос. Больно, однако на это хочется наложить кучу размером с небольшой, а то и большой небоскреб. – Ты мой рыжий засранец!

А эта несчастная тварюга бежит ко мне со всех корявых ног, как обычно запинаясь и высунув язык на плечо. И грязными лапами по одеялу, конечно же.

Саске пытается все это как-то контролировать, орет, что у меня сейчас шов разойдется, а тут не съезд дипломированных врачей, но так пофиг! Уж после того, как во мне поколупались без перчаток и зашили подручными средствами – в край.

Кьюби, рыжей счастливой тушей сгрудившись сбоку, в один миг облепляет всё лицо своим языком. А мне, кроме этого, ничего больше не надо. Хотя, нет, рука Саске нужна, без нее как-то пусто.

Жаль, подольше побарахтаться с балбесом не дают – скоро и Итачи вступает в борьбу за мое здоровье. Нашлись мамочки, ей-богу!

А вообще…

Я чувствую себя слишком счастливым, наблюдая за тем, как Итачи сгребает в кучу эту рыжую фигню, как Кьюби усердно и тупо пытается бежать ко мне по воздуху, как Саске выпихивает всю веселую компанию за дверь. В довершение в проеме появляется улыбчивый Суйгецу с Шарин на руках, а та всем острющим десятком когтей вцепилась ему в толстовку. Бедняга!

Итачи, кстати, отлично выглядит в белом – на нем футболка Саске и его же короткие бриджи цвета хаки. Он как будто… оттаивать начал? Заражаться от нас идиотизмом и беспричинной радостью жизни?

Что сказать, ему идет.

Пока они там пытаются разобраться, кто кого вытолкнул раньше, я осторожно ощупываю свою грудь. Интересно все-таки…

Хаку запугал Куренай, чтобы провести эту операцию, несомненно. Может, шантажировал. Но я всё еще не понимаю, должен ли переживать по поводу сердца. А не аукнется ли новыми проблемами?

Пока я пытаюсь сопоставить всё, что узнал за последнее время, генерал внутренних семейных войск все-таки проскальзывает в комнату.

– Как самочувствие? – Итачи слабо ухмыляется и трет шею – то ли смущен, то ли растерян.

– Терпимо. Лучше, чем могло было быть.

– Я не Кабуто, но ран повидал много, так что, возможно, всё обойдется. Сам понимаешь, после всего случившегося в больницу тебе нельзя.

– А ты разве не должен быть в штабе?

Итачи пожимает плечами. Растрепанные после потасовки волосы распались по плечам и спине, очень сильно контрастируя со светлой одеждой и кожей. Если Саске как-то связан с совиным семейством, то Итачи больше напоминает ворону – глянцево-черную, с тяжелым, глубоким взглядом одной из самых «ведьминских» птиц. У него и руки немного другие, ничего общего с пауками. Пальцы короче, но изящнее и угловатее.