Борис Мир - Данэя (СИ)

Часть VIII БИТВА

64

Гигантский Зал Конгрессов быстро заполнялся. Летели и летели ракетопланы – из множества городов, со всей Земли, доставляя тех, кто должен был непосредственно присутствовать на суде.

Остальные, на Земле и в Ближнем космосе, оставив работу и включив экраны, будут следить за ходом суда по всемирной трансляции. Лишь немногие: врачи, дежурные, участники экспериментов, приостановить которые было невозможно, могли ознакомиться с ним позже по записи. Участвовали все: событие было чрезвычайным.

Амфитеатр Зала разделен на две части: левую заполнили свидетели защиты, одетые в белое; правую – свидетели обвинения в черном.

Было раз в редкой практике всемирных судов: лишь одна сторона зала заполнена свидетелями – черная; на белой – лишь один. Тоже в черном, лишь с белой повязкой на голове: назначенный, а не добровольный, свидетель защиты. Когда судили, приговорив к физическому уничтожению неисправимых алкоголиков и наркоманов: никто не решился оправдывать уход от мучительных трудностей кризиса в искусственно вызываемое безумие. Даже сами обвиняемые: тоже в черном.

На этот раз белая сторона сильно заполнена. Но не вся целиком, как с удовлетворением отметил Йорг. Зато черная – до отказа: генетики и социологи, хирурги, сексологи, биокибернетики. Совет Воспроизводства – в полном составе.

Но четверо генетиков и там, на белой стороне. Милан пришел, хотя до последнего момента Йорг рассчитывал, что он не станет появляться. Дзин – тот вообще сидит рядом с Даном. Ещё два изгоя – Альд со своим дружком Олегом.

Тут же, конечно, праматерь Эя. Матери №2 и №3 – Лейли и Рита. Поль со своими актерами. Сын Дана, хотя, как слышал Йорг, он не принимал участие в делах отца. Множество аспирантов, студентов, универсантов – они всё прибывали, и с ними их профессора: не исключено, что до отказа заполнят места на белой стороне. Большая группа журналистов – в отличие от всего трех на черной стороне.

Посреди каждой из сторон – круговой монитор: наблюдающий за судом вне зала может настроиться на любой из них – как бы усесться в одной из сторон, причислив себя к ней. Для тех, кто ещё никак не определил свою позицию – третий монитор в середине зала.

... На возвышение поднялся наблюдатель Высшего совета координации, одетый в ярко красную одежду – объявил открытие суда и предложил избрать его президиум.

Каждая сторона предлагала своих кандидатов; среди них не было ни Дана, ни Йорга – оба были главными свидетелями: один – защиты, другой – обвинения. Зато Йорг внутренне вздрогнул, когда Дан предложил кандидатуру Дзина.

Голосовали все находящиеся в Зале и вне его на Земле: те, кто находились в Малом космосе, чтобы не терять время из-за запаздывания прихода сигналов, должны были голосовать, лишь если без них какая-либо кандидатура получит равное количество голосов за и против.

Голосование прошло быстро. Результаты загорелись на табло: в президиум прошли две трети членов от обвинения, от защиты – лишь одна. Йорг был пока доволен, – но настроение сильно портило то, что Дзин всё же прошел в президиум. Они заняли свои места на возвышении.

В зал был приглашен Ги. Медленно и спокойно прошел он к месту обвиняемого на отдельном черном возвышении. Весь в белом: в знак того, что не признает себя виновным. Предъявленное ему обвинение не оглашалось: оно было передано совместно с объявлением всемирного суда над ним всем и каждому в личный архив.

– Ты отказался от суда другим составом и дачи показаний его комиссии. Готов ли ты сейчас дать их? – спросил наблюдатель Высшего совета координации.

– Да: готов!

– Говори!

– Меня обвиняют в совершении несогласованных действий: срыве проведения важных экспериментов. Поэтому я расскажу и покажу, в чем состоят эти эксперименты. Объектом их являются люди.

– Неполноценные! – раздалось откуда-то из рядов обвинения.

– По ставшей привычной и кажущейся естественной терминологии. К слову “неполноценный” никогда не прибавляется слово “человек”. И потому – спокойно считается, что с ними можно делать что угодно. Я расскажу и покажу, что именно, хотя это касается лишь того, что мне довелось узнать на “Дарвине”.

– Прошу слово! – поднялся один из членов Совета воспроизводства, сидевший в президиуме. – Демонстрация объектов проведения экспериментов на “Дарвине” считаю недопустимой. То, что вызывается сугубой необходимостью, далеко не всегда производит нормальное впечатление на тех, кто не имеет прямое отношение к этому делу. Достаточно того, что персонал станции несет всю тяжесть впечатления на себе – сознавая, что выполняет тяжелый, но, опять же повторяю, необходимый долг. И остальным – незачем это видеть: так же, как тем, кто ест мясо – смотреть процесс убоя животных.

– Даю отвод возражению демонстрации виденного подсудимым, – сразу же парировал Дзин.

Разногласие в президиуме суда: обычно вопрос тогда решался голосованием его членов. В данном случае результат такого голосования был заранее известен. Поэтому Дан счел необходимым нарушить принятый порядок.

– Как главный свидетель защиты считаю ввиду важности причины нынешнего суда решить вопрос о показе записей, произведенных подсудимым на “Дарвине”, всемирным голосованием.

– Это нарушение порядка проведения всемирных судов, – заметил наблюдатель Высшего совета координации.

– Я считаю его оправданным. И настаиваю на своем предложении. – В зале возник шум.

И вдруг поднялся Йорг, и когда шум прекратился, произнес:

– Как главный свидетель обвинения, я не возражаю против доводов главного свидетеля защиты и прошу принять его предложение.

Для свидетелей обвинения его заявление было неожиданным: он сделал его, не согласовывая ни с кем – считал, что дело не терпит отлагательства. Тем более что результат выборов президиума давал уверенность в том, что достаточно вероятно отрицательное решение. Но он не боялся и противоположного: ясно было, что Дан неизбежно постарается использовать все возможности, чтобы доказать, что они не просто не хотят – боятся показа. И добьется его рано или поздно – когда любопытство людей будет подогрето их сопротивлением демонстрации. Йорг понял это раньше других.

Он продолжал стоять, глядя в сторону Дана, всем своим видом демонстрируя уверенность в успехе. И не дрогнул, когда большинством голосов – правда, крайне незначительным, всего в несколько процентов – прошло предложение разрешить показ.

Ги стал обстоятельно и подробно рассказывать, что увидел на “Дарвине”, сопровождая слова демонстрацией записей. Их было много: вряд ли он показывал всё – было явно отобрано то, что должно произвести наибольшее впечатление и, к тому же, перекликаться с кадрами хроники Второй мировой войны. Йорг заметил это сразу.