Борис Мир - Данэя (СИ)

Эта работа уже начата. Группа генетиков, бойкотируемых своими коллегами, работает над созданием средств, способствующих преодолению отставания в развитии.

Поиски педагогов привели к находке некогда применявшейся ланкастерской системы взаимного обучения: более способные дети занимаются с менее способными. Многим сейчас это может показаться нелепым и неоправданным: вместо того, чтобы быстрей завершать свое образование, эти одаренные дети тратят время на тех, кто раньше, несомненно, был бы отбракован. Зачем? Затем, что они спасают людей в этих малоодаренных; затем, что сами они вырастают подлинными людьми – гуманными.

Ликвидация отбраковки должна быть последовательной: распространяться на детей “неполноценных”. То, что они автоматически могут считаться неполноценными – слишком очевидная грубейшая вульгаризация генетики: дети “неполноценных” не обязательно с рождения отстают в развитии.

Я говорил о детях – о тех, кто ещё не стал “полноценными” или “неполноценными”. А те, кто уже “неполноценными” стал? Что можем для них сделать мы? Вопрос слишком не простой.

Из всех групп “неполноценных” только няни и кормилицы занимаются трудом, не ущемляющим человеческое достоинство. Продолжая заниматься этим полезным и необходимым для человечества трудом, они займут достойное место среди нас: они и так уже специалисты весьма высокого класса – это признают все педагоги и врачи, работающие с ними. Роженицы, которые и сейчас параллельно являются нянями и кормилицами, целиком войдут в их число.

С остальными группами обстоит сложнее. Их члены не обучены никакому виду труда: обучить их в зрелом возрасте хоть какому-нибудь интеллектуальному труду вряд ли возможно.

Так что же делать? Пусть занимаются посильным физическим трудом. Ну да: им не угнаться за роботами. Пусть: мы и так в долгу перед ними, огромном, неоплатном долгу, и то, что они получат от нас сверх того, что дадут, не превысит всего, что уже дали. Мы должны поторопиться: наша вина перед ними не должна расти.

Я думаю, они могут быть счастливыми, делая что-то. Например, сажать растения и ухаживать за ними – они смогут радоваться каждому своему успеху, как бы скромен он ни был.

Но для многих такой переход будет не легок. Подопытным – всё же, легко: их только избавят от мучений; донорам и гуриям – нет.

Первые – правда о судьбе которых от них тщательно скрывается – живут мыслью о начале ещё более счастливой жизни после отъезда оттуда, где они проходят подготовку. Эта ложная мысль непрерывно внушается им, чтобы заставить их как можно старательней выполнять все указания тренеров – только этим могут они заслужить право на отъезд туда, где ждет их эта ещё более счастливая жизнь; а до тех пор они ведут жизнь спокойную, беззаботную, заполненную лишь тренировками, отдыхом и развлечениями. Ни тени сомнения в том, что им обещают: ни разу не было случая, чтобы они поверили тем, кто пытался раскрыть им глаза на их истинную судьбу – что ничего их не ждет, кроме близкой насильственной смерти.

Жизнь гурий менее безмятежна: далеко не всегда пожелавший их бывает им физически приятен. Но они гордятся своим профессиональным умением, даже соревнуются в нем между собой. Их понятия и потребности искусственно извращены.

Как смогут те и другие пройти переход к более человеческому существованию? Наверняка потребуется немало времени, труда и терпения, чтобы помочь им совершить его. Особенно осторожными придется быть в отношении доноров: их представления являются особенно трудно преодолимым психологическим барьером.

Как всё это сделать? Я уже говорил: не все решения ещё ясны, далеко не всё понятно до конца в подробностях, способах, мерах. Задача эта слишком велика, чтобы даже теоретически с ней мог справиться один человек.

Эту задачу Лал оставил нам. После его смерти я и Эя много думали о ней; думали и другие, присоединившиеся к нам. Но полной ясности ещё нет – и не может быть, пока мы не начнем практическое осуществление её.

– Я сказал главное. Назвал истинного обвиняемого. В свете этого суд над Ги теряет какой-либо смысл. Мы немедленно должны заняться другим: утвердить недопустимость нынешнего социального неравенства на Земле и принять решение о её ликвидации. Я знаю: не все – скорей, наоборот – согласны со мной. Что ж: поэтому я ставлю на голосование всеобщую дискуссию по этому вопросу!

Наблюдатель Высшего совета координации, за ним почти все члены президиума склонили голову в знак согласия.

Голосование началось немедленно. Цифры стремительно замелькали на табло, и когда они застыли, все увидели: на Земле почти на миллиард больше тех, кто проголосовал за начало дискуссии.

67

Многие не заснули тогда после заседания суда. Шли, громко споря или молча, полностью погруженные в мысли.

Молчала и Ева, – и Ли, идя рядом с ней, не решался заговорить первым.

Вдруг она вздрогнула, – Ли остановился:

– Тебе холодно, мама Ева? Возьми мою батарейку!

– Спасибо, сынок! Нет, мне не холодно.

– Что с тобой?

– Теперь уже ничего. Всё плохое – позади. Пойдем – тебе спать надо: твое лечение ещё не кончено.

– Не бойся за меня, мама Ева!

Она улыбнулась:

– Не могу: привыкла. Ещё с самого твоего детства.

– Я знаю, мама. Капитан давно сказал мне это.

– То был самый сильный страх за тебя. А потом ты стал спасателем: я снова не могла не бояться за тебя.

– А я нет: оказывается, слишком мало знал. Разве в голову могло придти, что какие-нибудь опасности могут подстерегать здесь, на Земле – среди людей?

– Да, мальчик: здесь, среди людей – может быть страшней всего.

– Но ты – такая бесстрашная: одна против всех! Ты у меня необыкновенный человек!

– Да что ты: куда мне! Необыкновенным был Лал. Дан – необыкновенный, Эя; генетики, что теперь с ними. И покойный Марк, не пожелавший отступить даже ради сохранения жизни. А я – нет, не такая: как видишь! Я не знаю, можешь ли ты не винить меня, не презирать?

– Я? Мама Ева, ты же боялась – из-за меня.

– Да, я вновь боялась за тебя. Знаешь, что это – страх? Нет, наверно: я думаю, не знал никогда.

– Что ты! Ещё как знал: там, в Космосе, слишком отчетливо ощущаешь его. Просто, его подавляет другой страх – не за себя: боишься не успеть вовремя.

– Но ты ещё не разу не отступал.

– Пока нет.

– В этом-то и дело!

– Разве ж ты виновата?

– Раз отступила – виновата.

– Из-за меня.

– Ну, и что? Я сдалась слишком быстро: должна была сопротивляться – сколько удастся.

– Разве мы знали, когда прилетит Капитан и Эя? И прилетят ли: не погибли ли? Кто знал, что у Капитана и Эи будут дети?

– Я: Лал привез их ко мне перед отлетом – Эя подержала на руках ребенка. Она – стала матерью.