Кира Гофер - По осколкам (СИ)

Между кончиками пальцев и выпуклостью черной стены раскрывается тусклый красно-синий овал. Промаргиваюсь, не веря.

— Переходы все еще работают? — шепчу я и не слышу собственного голоса.

Осторожно иду вдоль стены, держа руку вытянутой вперед и в сторону. Через сотню шагов под пальцами запускает свои плывущие кольца еще один переход. Через сотню — еще один. Делаю к нему шаг. Кольца становятся ярче и больше. Приглашают — давай, заходи…

Но выведут ли куда-нибудь?

— Я не просил тебя ходить кругами! — доносится суровый голос. — Что там?

— Иногда надо походить именно кругами, — бормочу я себе под нос.

Нахожу еще один работающий переход и уже от него возвращаюсь к башне, обходя по дороге погасшие кострища с торчащими из них палками.

— Есть выжившие. Сотни три. Сидят среди каких-то ям.

— Туда многие ушли, я из окна видел, — помолчав, говорит Т. — Были еще четыре десятка семей причальных. Они спустились по реке. Их нашла?

Мотаю головой:

— Наверное, они далеко отошли, и этот кусок оказался за их спинами. Но над нами не проплывало обломков с нижним течением реки.

На язык напрашивается печальное продолжение: «Там, где они оказались, может быть что угодно — например, слетел воздух», но и без моих слов от Т полыхнуло такой скорбью, что я невольно говорю:

— Связи сохранились! Вернее, я нашла несколько переходов… как бы объяснить… Дверей, ведущих отсюда.

— И-и? — Он приподнимает голову, заинтересовавшись.

Воодушевление мое тут же падает:

— Воспользоваться этими дверями и уйти мы не сможем. Я не починю твою спину. Если даже мы дождемся, когда она заживет, и не умрем с голоду, то все равно в одиночку мне тебя не перевести. Тебя развеет. Я сгорю.

Словно завалом на меня рушится вся усталость последнего времени. Как же ее много!

Еле двигая вмиг отяжелевшими руками и ногами, я опускаюсь рядом с Т. Укладываю голову возле его плеча, плащ ныряет под бок мягкой складкой.

Рассматриваю близкий профиль, тронутый звездным светом, и шепчу бездумно, как если бы проваливалась в крепкий сон, дарящий отдых:

— Не выйти нам с тобой. Будем сидеть здесь, среди выжженного, в сомкнувшихся стенах. Все.

Он поворачивает голову, приближая свое лицо к моему, и с неожиданной теплотой говорит:

— Мне иногда казалось, что моя мать была из Ходящих. Про них… про вас говорили мало, помнили и того меньше. Однажды мать шила мне жилетку из кусочков кожи. И тогда она рассказала легенду. Будто Ходящие однажды соберут мир из кусочков, как ту жилетку. Когда он станет целым, в нем не будет бед и отчаяния… Пока они не знают, как его собрать. Но если они придут к нам, им нельзя ни в чем мешать.

Зеваю:

— Хорошая легенда, близка к правде. Но мы не совсем не знаем. Мы ищем… мы искали одного сильного, чтобы он собрал, — не удержавшись, зеваю еще сильнее и шире, даже под левым ухом заныло. — Твоя мать точно была не из наших. Иначе прошел бы слух, что кто-нибудь создал семью на одном из осколков и самостоятельно вышел с пути.

Вдруг насторожившись, открываю глаза:

— Зачем ты мне это рассказал? На что намекаешь?

Если бы он подмигнул, было бы проще и легче, но он нехорошо серьезен.

— Ты сказала, что нашла двери отсюда. Куда они ведут?

— Скорее всего, это дороги на другие части этого осколка. Сам видел, тут все не разлетелось, близко держится.

— И ты можешь разузнать все про эти дороги, попасть в те земли, где…

— Куда ты меня гонишь?!

— Ты не будешь сидеть здесь, — заявляет он твердо. — Оставь меня и уходи.

— Что?.. Оставь?.. Ты мне указываешь?! — Я с возмущением приподнимаюсь на локте.

— Сначала пойми, что именно тебя возмущает, — спокойно говорит он. — Что тебе указываю я ? Что я указываю тебе ? Или что я тебе указываю? ..

Набираю в легкие воздуха.

— …ответ, что тебя возмущает все , я не приму.

Зубы мои, стукнув, смыкаются.

— А раз возмущаться тут нечему, давай думать. Нельзя отчаиваться и лежать неподвижно. Надо верить, что есть решение, и идти к нему. Ты из Ходящих. Кому, как ни тебе, знать, что необходимо идти к цели.

Теперь ясно, почему Он восторгался Старым Фичем, как тот споры решал. Преемник его достоин тех же восторгов.

Однако сомнения, выросшие во мне вечность назад, пустили крепкие корни и дали семена. Не готова я броситься вперед по его убеждению.

Краем глаза замечаю движение какой-то искры. Нахожу взглядом — слева на небе поднимается желтое блестящее пятнышко.

Это 206-ой! Целый, невредимый, сосед вот этих земель, недавно носивших номер 5115!

Хорошо хоть я только один осколок разнесла, ближним не досталось, а то в слепоте и темноте навоображала всякого.

Своим появлением 206-ой охлаждает желание спорить с Т. Я ведь только собиралась ему доказать, что вообще все пропало, надежды нет, надо ложиться и ждать смерти — а тут! И переходы открываются, и 206-ой по-прежнему рядом.

— Ну давай думать, — говорю я и ложусь на бок, подперев голову рукой.

Т начинает с какой-то своей мысли, от меня далекой:

— Когда признаешься себе в том, чего хочешь, становишься сильней. Поэтому сначала я решаю, чего хочу. Потом иду к этому. Я говорил тебе, что ощутил силу, когда захотел спасти свой народ от болезней.

И умолкает, вопросительным взглядом показывая, что теперь надо что-то сказать мне. Странно у него выглядит это «давай думать», ну да ладно.

— Мне особо не доводилось принимать решения по своим желаниям, — говорю я медленно и подбирая каждое слово. — Меня вели… сначала чувство должного и равнодушие, потом злость, обида, еще злость... даже ярость. Привели сюда.

Он кивает одобрительно. Что-то я там оправдала в его надеждах.

— В тебе нет желания спасти моих людей. Так пусть тебя уведет отсюда жалость к ним. И моя просьба помочь.

Отвожу взгляд. Все-то знают, куда бить. И попадают!

— Обойди все земли моего народа. Куда только сможешь попасть, — продолжает Т. — Сделай там… Я не знаю, что вы, Ходящие, делаете. Но нельзя, чтобы выжившие все равно были обречены.

Во мне просыпается жалость. Но это — жалость к себе самой, и только.

— Я одна, а одной мне ничего не сделать, — говорю я. — Я как тот мальчик с ваших болот — все вижу, все понимаю, но рук нет, и я могу только прыгать на месте.

— Ты осталась совсем-совсем одна? — спрашивает он с недоверием.

Досадливо поджимаю губы. Я ему тут про себя, несчастную, а он, понятно, имеет в виду всех Ходящих.

Вздыхаю:

— Не совсем. Нашлись еще двое наших. Мы договорились встретиться здесь, на твоем осколке, — признаюсь я и, подумав, прикидываю тихонько: — Хотя… я не знаю, какие переходы теперь ведут… если ведут, конечно, но… это облако новых осколков может быть не замкнуто, а вполне себе…

Поднимаю взгляд на Т. Он кивает спокойно: