Поющий на рассвете (СИ)

- Я научусь еще, - уверил сирин, прижимаясь к минотавру.

Китсунэ нагло влез третьим в объятия Менедема, собственнически обвил хвостом талию сирина и довольно заурчал.

- С вами так здорово, - бесхитростно признался минотавр.

- Нам с тобой тоже, красавчик, - тихо рассмеялся Идзуо.

И даже Леонт угукнул, покраснев и спрятав лицо в плечо Менедема.

- А теперь идем спать, завтра вставать придется раньше, до учебы еще добираться, - распорядился Менедем.

- Да-да, спать, - хитро ухмыльнулся лис, поднимаясь и поднимая разнежившегося в чужих руках Леонта. - Детишкам пора, а взрослые как-нибудь разберутся, когда лечь.

- Я не ребенок!

- Доброй ночи, пернатенький, - Идзуо прижался к нему, прошептал эти три слова так, словно в них содержался призыв к немедленному сексу.

Леонт возмущенно посмотрел на него, но промолчал.

- Идзуо, тебе не стыдно - дразнить его? - хмыкнул минотавр, успокаивающе погладил юного сирина по спине. - Иди, Леонт, для тебя душ свободен.

- Пускай привыкает. Он же такой соблазнительный, я не могу удержаться.

Менедем покачал головой, про себя подумав, что в эту игру можно играть и вдвоем, и, судя по выражению лица, Леонт именно так и решил поступить. Так что покоя в доме не будет никому. Леонт умчался в душ, Менедем принялся отвлекать лиса на себя. Они не услышали, как сирин выскользнул из душа, на ходу вытирая волосы и топорща перышки на крыльях, машинально заглянул в комнату и замер в проеме, сглатывая и цепляясь руками за косяк. Оторваться от зрелища того, как движется бронзовое, чуть блестящее бисеринками пота в ложбинке позвоночника и над поджарыми ягодицами тело минотавра, крепко-накрепко обхваченное белыми ногами китсунэ, с которых даже таби снять ему не позволили, было невозможно. Может, согласиться уже на проклятье… Хотя нет, нельзя, у него и так ничего нет. Он смотрел, впитывая каждый миг подсмотренного чужого наслаждения, пока не стало больно от собственного возбуждения. Потом взлетел в комнату, закрыл дверь и привалился к ней спиной, пытаясь отдышаться. Неужели он поступил слишком глупо, согласившись жить здесь? Это же просто пытка… Смотреть и… Да и ничего, просто смотреть. Он не слышал их сейчас, зачарована комнатка была на совесть. Но воображение дорисовывало все, чего не видел, подсовывало картинки того, как все это могло бы выглядеть, будь Леонт на месте Идзуо. Или даже на месте Менедема… Ему понадобится много мази для рук, очень много. Впрочем, можно хотя б опыта теоретически набраться. Было немного жаль, что практики, даже с самим собой, набраться нельзя - это уже было нарушением чистоты тела. Жрецы богиню любви и на рукоблудие с трудом умолили.

Когда же придет это самое, крылом по затылку. Сирин вздрогнул, внезапно подумав: а если никогда? А если он какой-то ущербный? Неправильный? Если он просто не способен почувствовать то самое “особенное”? Он всхлипнул. Как бы узнать, нормальный ли он? Пообщаться с богиней в Ее храме, когда отправится на каникулы домой? Точно, так он и сделает! Решено! Но до каникул еще надо дожить, учебный год только начался. И нужно, чтобы терпения хватило до его конца. Побольше мази, поменьше подглядываний и полог безмолвия - залог успешной учебы без лишних мыслей.

В этот вечер он оторвался на всю неделю, как ему казалось. Ладони ощутимо побаливали, когда вытирал их и ложился спать, опустошенный и вымотанный.

А на следующее утро, когда они втроем умылись, поели и быстрым шагом домчались верхом на минотавре до академии, Леонта так и завалили вопросами.

- Было или не было?

В первые мгновения он ошалело моргал, не понимая, чего от него хотят.

- Что было-то? Чего не было?

- Секс? Петь можешь?

- А… Ни-ничего у меня ни с кем не было! - возмущенно вскрикнул он, вырываясь из кольца доброхотов.

Все разочарованно загудели и разошлись. Первая же пара по пению подтвердила его слова: голос лился свободно, ничем не сдерживаемый, даже словно бы приобрел пару новых обертонов. Идзуо слушал и ухмылялся, жмурясь. Какая прекрасная птица. Сам он тоже немного изменился для тех, кто его знал четвертый год. Стала более плавной походка, спокойнее поведение, иногда он словно бы уходил куда-то в себя, слегка улыбаясь. Все удивлялись переменам, но не спрашивали, нрав у Идзуо вряд ли стал кротким.

Время летело, незаметно и неостановимо. Созрели яблоки, они втроем не поленились снять плоды, переложить соломой в корзинах и перетаскать все на чердак, где, кроме комнатки Леонта, была и кладовая. Теперь в доме оглушительно пахло яблоками и обещало пахнуть так до того момента, как будет съедено последнее, и немного после того. Они привыкли вставать раньше и кататься на плечах минотавра, который без натуги поднимал обоих, вышагивая, словно амфороносец на празднике воды.

- Тебе не тяжело? - спросил как-то сирин.

- Ничуть, вы оба легче тех корзин с яблоками.

- Ты очень сильный, - Леонт погладил его плечо тонкими пальцами.

- Очень, - поддакнул Идзуо, не терявший никогда шансов снова прикоснуться, облапать, приласкать.

Менедем только посмеялся.

- Держитесь крепче.

Осень тянулась и тянулась, чтобы в какой-то момент оборваться, словно полет уставшей птицы, укутаться белым мехом явившейся зимы.

========== Глава четвертая ==========

Все шло своим чередом, Идзуо и Леонт учились, Менедем тщательно выстраивал график сдачи и завала предметов. Ему нужно было точно рассчитать так, чтобы за три года закончить два курса.

— Помочь? — Идзуо бесцеремонно склонился над ним, лизнул ухо.

— Чем же, мой белохвостый? — минотавр с хрустом потянулся и неожиданно сгреб китсунэ, роняя себе на колени.

— А чем угодно, — беспечно засмеялся лис.

Менедем порадовался тому, что Леонт решил сегодня пораньше лечь спать, умаявшись на занятиях, да и вообще зимой чувствуя себя немного сонным. Он уложил Идзуо прямо поверх бумаг, все равно ничего важного там не было, задрал к поясу его кимоно и приподнял одну согнутую ногу, чуть отодвинувшись от стола. Горячий язык коснулся длинных изящных пальцев, лишенных всегдашней защиты тонких носочков-таби, скользнул между ними. Лис засмеялся-застонал, моментально воспламеняясь. Никто, даже сам Менедем, раньше не ласкал его так. И ведь, казалось бы, это всего лишь стопа… Но нежный язык скользнул от пальцев к подъему, провел по своду стопы.

— О-о-о… Хочу тебя! Как же я тебя хочу, мой рогатик!

— Нетерпеливый какой, — пробормотал Менедем, продолжая изощренно издеваться над любовником, обласкивая его ногу под коленкой, где нашлась еще одна «горячая» точка тела китсунэ.

— И еще какой! — хныкнул лис. — Мне тебя всегда мало.

— Тс-с, терпи, и воздастся тебе.

Язык уже коснулся того места, где нога переходит в промежность, упорно не касаясь ничего иного, только этой нежной кожи. И переметнулся на другую сторону, обдав звенящие от напряжения яйца китсунэ жарким выдохом, чтобы медленно опуститься по уже этой ноге до кончиков пальцев ног. Китсуне решил, что он попросту рассыплется в пепел от этой ласковой пытки. Наверное, только чудо удерживало его тело от воспламенения и всего прочего, когда Менедем развел его согнутые в коленях ноги и велел придержать. А сам принялся вылизывать его между ног, начав почему-то с ягодиц, а не с того, что требовало немедленного внимания.