От звезды до звезды. Беглецы (СИ)

Рудольф достал из пакета нечто тонкое и удивительно черное. Встряхнул, расправил и с любовью провел рукой по ткани.

– Иначе, – менторским тоном сказал он, – произойдет обжим грудной клетки и ее разрушение.

Йонге поперхнулся и тут же получил костюм в руки. Сунув руку в горловину, он сжал кулак и натянул ткань.

– А все такое черное, потому что мы такие суровые? – поинтересовался он.

Тонкая пленка сохраняла матовость, черный будто всасывал свет.

– А это, друг мой Йонге, чтобы не привлекать внимание разных гадов. Был бы ты девушкой – плакал бы с горя. Вообще, знаешь, что самое интересное?

– Что я не девушка, – строго сказал Йонге.

Рудольф прищурился.

– Нет, самое интересное – это уши.

Йонге подавил желание опасливо их пощупать. На нем до сих пор красовались царапины, оставленные яутом еще на Эйрике. Проклятая высокая генетика хреново отрабатывала почти все, связанное с зеленокровными ублюдками. Поэтому вместо ушей он пощупал плечи.

– Уши не выдерживают, – продолжил Рудольф. – Рвутся барабанные перепонки. Опытные ныряльщики рекомендуют закапывать в уши персиковое масло.

– Я уверен, что оно стоит как целый транш, – забеспокоился Йонге. – Ничего кроме масла наши уши не спасет? На кой вообще хрен нам эти ныряния – с раздавленной грудной клеткой и лопнувшими ушами?

– Ха! Но вот у нас в подшлемниках есть поропластовые пластинки. Не дрейфь. К тому же ныряем мы с гелиоксом.

– Мы еще никуда не ныряем, – грозно сказал Йонге.

Рудольф растянул губы в ленивой усмешке.

Стены сделались невыносимо фиолетовыми. Фелиция вполголоса сообщила, что гость вышел из каюты и направляется к техническим отсекам. Рудольф напялил маску и сложил руки рыбкой, будто уже собирался нырнуть сквозь пол в соленые воды Гезеген.

– На гелиоксе можно погружаться в полтора раза дальше, чем на обычных кислородных смесях, – довольно разъяснил он. – Метров до семидесяти – без проблем. А раньше таким, как мы, можно было разве что до сорока нырнуть. А еще эта штука работает как волшебное лекарство, если вдруг что чрезвычайное…

Йонге смотрел на него в упор, и Рудольф смешался.

– Ну это нам явно не нужно. Только для погружения и все.

– Не уверен, что я хочу погружаться настолько глубоко, – с сомнением протянул Йонге. – Темно должно быть, как в дюзах.

Рудольф постучал себя по маске.

– Фильтры. Любой диск Секки будет как на ладони.

Йонге подавил естественное желание немедленно задать вопрос, кто такой Секки и почему его именем назвали диски, а также зачем их различать.

Рудольф все не мог угомониться. Синхрон вибрировал от напора, с которым механик готов был нести свет нового знания в душу товарища.

– Главное, не набирать азот. Иначе при подъеме мы приобретем нежелательное сходство с раскупоренным шампанским.

– Я уже перехотел погружаться, – опасливо сказал Йонге.

– В общем, вот список, – Рудольф вручил ему пластиковый лист с отпечатанными наименованиями. – Все это поможет тебе быть красивым, целым, здоровым и глубоководным.

Йонге осторожно принял листок, стряхнул костюм себе на колени и принялся читать. Рудольф устроился напротив, тоже попытался скрестить ноги, но потерпел неудачу, и принялся вертеть режимы на маске.

В пластиковом листе было коротко перечислено оборудование, сопровождавшееся пометками для новичков. Помимо маски, ласт, инжекторных капсул гелиокса и манометра, оборудование включало компенсатор плавучести, работающий от микрокатушки гравитипа. Йонге поклялся себе не смотреть в чек до момента окончательных разборок с подсунутыми терраформерами. Про контроллер погружений и нож из светопоглощающего материала он дочитывал уже вполглаза. Рудольф смотрел на него сквозь маску. Специальный преломляющий слой сделал его глаза огромными и совсем светлыми.

– А у тебя рожа бледно-зеленая, – заявил Рудольф и захохотал.

Фелиция подобострастно доложила, что жаки проследовал в камбуз. Йонге облегченно вздохнул и на радостях тоже надел маску. Рудольф в ней выглядел откровенно синюшным, о чем Йонге не преминул с удовольствием сообщить вслух. Рудольф вознегодовал. Стены тут же сменили окрас на бело-оранжевый, пытаясь сгладить эмоциональное состояние экипажа.

Отняв у напарника маску, Рудольф бережно уложил весь скарб обратно в контейнер и попробовал собрать наполнитель. Почти невесомые пластиковые комочки суетились, пытаясь удрать и раскатиться как можно дальше. Йонге сжал губы, сохраняя внешнюю невозмутимость. Комочки создавали в воздухе избыточное статическое напряжение, и ему стало щекотно.

Рудольф грозно осмотрел беглецов и поднял крышку контейнера.

– Ладно, пошел я.

– А мусор кто убирать будет?

– Пока капитан сражается с экологической катастрофой, отважный первый механик берется за спасение задниц экипажа, – продекламировал Рудольф. – В смысле, пойду в ждущий режим нас загоню от греха подальше. Раз уж пять дней тут торчать, то не пиликнуть бы в эфире. Мало ли кто мимо пролетать будет.

Йонге машинально потянулся к ближайшему комочку и тут же встряхнулся. Бороться с мусором он не собирался: уборщики должны были отрабатывать свое масло и запчасти.

Рудольф уже направился к выходу. Йонге поднялся и беспокойно оглянулся на перекатывающийся наполнитель. Почему-то живо представилось, как жаки заглядывает в отсек, осматривает безобразие и непременно подбирает несколько вещдоков. А затем вносит в неведомый акт об экологическом нарушении, сделав чинное, протокольное лицо.

Образ был настолько вопиющим и неправдоподобным, что крепко засел в голове.

Яростно отряхиваясь, Йонге потопал по коридору.

На стене, прямо под указателем, направляющим в святая святых, красовалась табличка с тщательно прорезанными насквозь глифами.

Пластины сияли бодрым розовым.

– Я вот представляю себе, что летаем мы с этим троглодитом, предположим, уже два года, – сказал Йонге спине Рудольфа. Спина лопатками выразила внимание. – Мы нервные и немножко полосатые, и все кидаемся друг на друга. Во всяком случае, ты на яута с ножом кидался дважды.

– Ха!

Не дождавшись дальнейшего развития темы, Йонге начал крутить в пальцах кусочек наполнителя. Рудольф жевал туковую палочку, хотя чаще застывал, сжимая ее в зубах: Йонге видел, как напряженно торчит светлый стебель и периодически начинает подергиваться. Рудольф глодал прочное волокно, бормоча себе под нос таблицу частот.

– А все потому, – назидательно сказал Йонге, – что мы вовремя не выкинули его в грузовой люк. И теперь у нас возле мозгохранилища висит табличка “Мемориал высшего разума”.

Рудольф загоготал.

– Не бухти, – наконец отозвался он. – Между прочим, это я предлагал его грохнуть. А ты мне… опа!