Фредрик Бакман - Вторая жизнь Уве

Два года спустя Руне выиграл «тяжбу за дерево» – годовое собрание разрешило ему спилить дерево, мешавшее Руне и Аните любоваться закатным солнцем, зато защищавшее Уве и Соню от его палящих лучей по утрам. А заодно заблокировал встречное требование Уве, заявившего, что в таком случае правление обязано выделить ему средства на установку новых жалюзи.

Следующей зимой Уве, однако же, отыгрался: уел Руне в «снегоуборочном конфликте», не дав тому ни взойти на трон заведующего снегоуборкой, ни продавить в собрании покупку огромной снегоуборочной машины. Допустить, чтобы Руне колесил повсюду на каком-то драндулете, приобретенном к тому же на халяву – на кровные жильцов, – и закидывал их окна снегом?! Не бывать этому, что Уве и довел без обиняков до сведения собрания.

И хотя в итоге Руне все-таки пролез в заведующие снегоуборкой, ему потом всю зиму, к вящему своему неудовольствию, пришлось грести снег лопатой. В отместку он, понятное дело, регулярно чистил все дворы, кроме одного – где жили Уве с Соней, но Уве разве этим проймешь? А чтобы досадить Руне еще сильней, посреди января Уве прикатил на свой участок огромный снегоуборочный трактор, взятый напрокат, и принялся чистить на нем десять квадратных метров у себя перед домом. Руне тогда аж позеленел от злости – по сей день приятно вспомнить.

На следующее лето Руне, конечно же, изыскал способ отомстить: приобрел здоровенную дуру – газонный трактор. После чего наветами и интригами сместил-таки Уве с поста газонного начальника на годовом собрании. На том лишь основании, что теперь у Руне в распоряжении «более адекватная техника, чем у бывшего заведующего», с ухмылкой бросил Руне в сторону Уве. Уве тогда, разумеется, не смог представить доказательств того, что решение собрания о назначении Руне на место заведующего – результат поклепа и козней конкурента, но предположение такое высказал. «Тарахтелка вонючая», вскидывался Уве всякий раз, стоило трактору показаться за окошком, – на тарахтелке восседал Руне, лихо и самодовольно, точно ковбой, укрощающий быка.

Ладно, четыре года погодя Уве все же сумел хоть немного поквитаться с обидчиком – не дал тому поменять окна в доме: тридцать три письма и дюжина телефонных бесед на повышенных тонах возымели действие – городская градостроительная комиссия приняла сторону Уве, согласившись, что «замена окон нарушит целостность восприятия архитектурного облика поселка». Три года после этого Руне величал Уве не иначе как «чертовым буквоедом». Уве принимал его слова как комплимент. А на следующий год сам поменял окна.

На следующую зиму правление постановило, что поселку требуется новая, централизованная система отопления. Руне и Уве, разумеется по чистой случайности, высказали диаметрально противоположные точки зрения на то, какая именно система лучше подойдет для этого, – тем самым положив начало новой бесконечной распре, которую соседи прозвали «битвой за водокачку».

Так вот и жили.

Впрочем, случались, как говаривала Соня, и перемирия. Нечасто, правда, но женщины – такие, как она и Анита, – умели мастерски выжать максимум из короткого затишья. Не всегда ведь их мужчины вели активные боевые действия. Вот взять лето в начале восьмидесятых, когда Уве купил «Сааб-9000», а Руне – «Вольво-760». Оба так радовались своим покупкам, что на несколько недель забыли о вражде. Соне и Аните удалось даже несколько раз устроить совместный ужин. Сынок Руне и Аниты, уже тинейджер – с соответственной внешностью и манерами, – тоже торчал за общим столом угрюмым пеньком. Не с той ноги родился мальчик, грустно пошутила Соня; шутка, впрочем, нисколько не помешала Уве и Руне найти общий язык – к концу вечера они даже хлопнули на пару по стопарику виски.

Но, на беду, в один из последних вечеров того лета Уве и Руне взбрело в голову затеять пикник. Сперва заспорили насчет «наиболее эффективного способа» разжечь круглую барбекюшницу Уве. За четверть часа спор перерос в конфликт такого вселенского масштаба, что Соня с Анитой, как им ни было жаль, сочли за лучшее развести бойцов по дворам и ужинать порознь. Побеседовать снова нашим спорщикам довелось уже много позже, когда один успел приобрести и продать «Вольво-760 Турбо», а другой – «Сааб-9000 I».

Соседи тем временем менялись: кто приезжал, кто уезжал. Под конец из каждых соседских дверей выглядывало такое множество новых лиц, что лица эти слились в одну серую массу. Где раньше шумели леса, ныне громыхали строительные краны. Уве и Руне стояли каждый на своем крыльце, с вызывающим видом сунув руки в карманы, – мастодонты, дожившие до новых времен, а вокруг сновали бойкие маклеры – узлы на галстуках величиной с грейпфрут, – прочесывали улочку между домами и посматривали на обоих ветеранов, как падальщики на дряхлеющих буйволов. Уве и Руне, конечно, догадывались, что грифы эти не уймутся, пока не заселят их дома какими-нибудь паршивыми айтишниками с семействами.

Сынок Руне и Аниты выпорхнул из гнезда в начале девяностых, едва ему стукнуло двадцать. В Штаты, конечно, куда ж еще, узнал Уве через Соню. Больше его, почитай, не видели. Так, изредка звонил Аните под Рождество. «Некогда ему, небось своих забот хватает», – бодрилась Анита, а глаза у самой были на мокром месте, видела Соня. Просто есть такие сыновья, что уходят из дому и не оглядываются. Ничего не поделаешь.

Руне ни разу не заикнулся на этот счет. Правда, все, кто знал его много лет, заметили, что с отъездом сына Руне будто укоротили на вершок-другой. Словно сосед выдохнул горестно, а снова вдохнуть не смог.

Несколько лет погодя Уве с Руне в очередной стонадцатый раз поцапались из-за центрального отопления. Громко хлопнув дверью, Уве в ярости покинул собрание жильцов и с тех пор туда ни ногой. Последняя баталия между ними разыгралась ближе к середине нулевых из-за автоматической газонокосилки, выписанной Руне откуда-то из Азии, – эта штукенция ползала по лужайке, зудела и сама стригла траву. Причем Руне мог запрограммировать ее так, чтобы машина выстригала газон «заданными фигурами», докладывала Уве, вернувшись вечером от Аниты, восхищенная Соня. Уве быстро раскусил, что фигуру этой автоматической гадине нарочно задали такую, чтобы она ночи напролет кружила под окнами их с Соней спальни и назойливо жужжала. И вот однажды вечером Соня заметила, как Уве, схватив отвертку, помчался на двор. Наутро чудо-машинку нашли в бассейне у Руне, куда она заехала при необъяснимых обстоятельствах.

Где-то месяц спустя Руне впервые угодил в больницу. Купить новую газонокосилку ему уже не привелось. Уве сам не помнил, как начиналась их вражда, зато точно помнил: именно тогда ей настал конец. С того момента она превратилась в воспоминания для Уве и в отсутствие таковых для Руне.