Михаил Русанов - Осколки

Поездка в Париж была не обязательна. Но Ольга настояла. Отказать сестре Сергей не мог. Их путешествие по Европе подходило к концу, осталось побывать в Мадриде, а потом… Потом Сергей хотел поехать в Юго-Восточную Азию. Ольга соглашалась с братом, но огромного интереса к этой поездке не испытывала. Она постоянно затягивала отъезд и находила для этого любые причины.

Сергей закурил. Его несколько тревожило, что сестра задержалась. Стоило ей встретиться с мадам Соровской, и она тут же решила остаться в Париже еще на три дня. Сегодня, видите ли, у Анны Сергеевны премьера! Женщины… Только они могут находить в прошлом незаметные ниточки, связывающие между собой людей и события крепче цепей.

Путешествие не принесло ожидаемого облегчения. Вся Европа оказалась наполненной русской эмиграцией. И видя, ЧТО творится с русскими за границей, Сергей все больше и больше склонялся к мысли об ошибочности отцовского решения. Да, русские сумели приспособиться, обосноваться. Немногие мечтали вернуться, а если и думали об этом, то только с позиции силы: надо победить большевиков!

Никто не хотел признавать очевидного – нет у России пути назад. Если бы Маннергейм помог Колчаку, то все могло бы быть иначе… Но Маннергейм не бросил на неспокойные чаши весов гражданской войны независимость Финляндии.

Два года, проведенные в бесконечных переездах, дали слишком много для обдумывания сложившейся ситуации, и для того, чтобы пересмотреть некоторые ценности. Было обидно, горько, тревожно и страшно. И не было того детского восторга, возникающего перед любым начинанием.

Кто мой народ? Воин? Хочется верить… Но в гордом слове «воин» всегда заложена великая тяга к смерти. А мы ее ненавидим.

Мой народ – народ мудрецов? Нет… Мудрым не нужны ищущие истину. Она в их мудрости, пусть ложная, но они в нее верят. А мы – ищем, в революциях, в гражданской войне – ищем.

Мой народ – народ рабов? Тысячу раз нет! Свобода для нас необходимость жизни…

Мой народ велик и трагичен. Есть в нем и воин, и мудрец, и, как это ни обидно, раб. Но не в силах они понять друг друга, чтобы раб стал воином, воин – мудрецом, а мудрец не рабом своей мудрости, а хозяином…

Разное движет нами.

Топим себя в собственной крови. Сжигаем на кострах самоуничтожения. Жертвенность – откровенная и пугающая – вот душа моего народа. Страшно.

Страх, всепобеждающий, жгучий как хлыст, которым стегают лошадей, заползал в такие минуты в душу Сергея. Страх не перед смертью, ибо, что такое смерть? – Ничто! Пустота! И только вера в бога наполняет эту пустоту определенным смыслом. Так чего же ее бояться? Нет, только страх перед ЖИЗНЬЮ превращает твое существование в безраздельную муку. Страх перед будущим сушит твою душу. И ничего тут не поделаешь. Либо смело смотри вперед, либо пресмыкайся перед ужасным СЕГОДНЯ. Всегда – выбор.

Наличие выбора определяет степень свободы. Отец как-то сказал Антону, что если у человека есть выбор, он всегда будет свободен. Сергей, присутствующий при этом разговоре, не придал тогда словам отца особого значения. Что такое выбор? В его, еще не сформированном детском сознании выбор ассоциировался с апельсином и яблоком. Что слаще и вкуснее? Тогда он уяснил для себя одно: и тот и тот фрукт хорош сам по себе, и выбирать тут нечего. Надо суметь получить и апельсин, и яблоко.

Сейчас, много лет спустя, слова отца звучали для него по-другому. Выбор…

Выбор всегда есть стремление к лучшему. Неужели СВОБОДА только и состоит из этого самого ЛУЧШЕГО? Это не так. Да и сам выбор бывает ограничен. Долгом, присягой, честью, в конце концов. И выбор всегда определяет две позиции. Как в шахматах. Черное и белое. Дуализм. Кто придумал это?! Кто разделил жизнь на ненавистные клетки? Красные и белые… Неужели сама суть человека в этом?

Сейчас Сергей отчетливо понимал, что выбор, являясь необходимым условием свободы, в то же время несет в себе разрушающее начало. Выбор заставляет привередничать и сомневаться, разрушает целостность суждений. Ах, как права была святая инквизиция, когда боялась давать своей пастве свободу выбора! Не напрасно боялась! Выбор развращает, ибо всегда хочется лучшего. Веру в бога, в отчизну, в человека, все это выбор подвергает проверке, и не всегда с положительным результатом.

Отец сделал свой выбор. Отправил детей из России. Он за НИХ решил их дальнейшую судьбу. Имел ли он на это право? Что хорошего в том, что Антон сейчас находится в Англии? Он – русский, и в России ему надлежит быть. А он сам, а Ольга? Путешествуют. Ничего лучшего придумать не могли? Опять это «лучшее»…

Сергей допил кофе. В эту минуту двери кафе открылись, и он увидел Ольгу. Она была бледна, взволнована. Кроме ее лица Сергей больше ничего не видел. Ни Анну Сергеевну Соровскую, которая как-то украдкой ступала вслед Ольге, ни двух мужчин, спешащих за дамами.

– Ольга… Что случилось? – Он поднялся сестре навстречу.

Ольга схватила его за руку, потом отпустила, села на стул и закрыла руками лицо.

– Мистер Раженский?

Сергей посмотрел на мужчину, задавшего вопрос.

– Да. Что вам угодно?

– Сережа, ты только не волнуйся. – Анна Сергеевна встала за спиною Ольги. – Понимаешь, это господин Дейн. Он из Англии… Нет, я не могу!

Она опустилась на стул рядом с Ольгой, обняла ее за плечи и стала что-то тихо говорить ей. Сергей перевел взгляд с Дейна на Солова.

– Я вас знаю. Вы были с моим отцом, там, в Севастополе…

– Поручик Юрий Михайлович Солов. Бывший адъютант вашего отца.

– Рад видеть вас в здравии, поручик. А этот мсье?

– Роберт Дейн. – Дейн чувствовал себя неловко. Он понял, что сказать Сергею все предстоит именно ему, и от этого не знал, с чего начать.

– Прошу вас, господа, присаживайтесь. – Сергей сел и взял сестру за руку. – В чем дело, милая? Почему ты так расстроилась?

Ольга сжала пальцы брата. Ее плечи дрогнули. Сергей обвел взглядом всех сидящих за столом и, словно какая-то мысль посетила его внезапно, остановил свой взор на Дейне.

– Вы из Англии? Что-то с Антоном? Что с ним случилось?!

– Ничего. – Дейн вытер платком вспотевший лоб. – То есть, с ним все в порядке. Но… Вот, возьмите.

Роберт достал конверт и протянул его Сергею.

– Это от отца!

Он вскрыл конверт. Прочитав письмо, он сложил его пополам и вновь взглянул на Дейна. Внешне в нем ничего не изменилось. Перед Робертом сидел все тот же молодой человек в накрахмаленной рубашке и в дорогом костюме. Лицо его не осунулось, не побледнело, но в глазах Сергея Дейн увидел боль и… ярость!

– Когда? Когда вы получили это письмо?..

– Месяц назад.

– Антон знает?

– Да. – Дейн ругал про себя Говарда, на чем свет стоит, и думал о том, что никогда ему этого не простит.