Аманда Рипли - Лучшие в мире ученики, или Как научить детей учиться

Когда-то население Финляндии было однородно, но с 1990 г. число иностранцев там выросло на 600 %, и большинство переселенцев осело в Хельсинки.

Чтобы выяснить, как разнородность повлияла на культ требовательности, я поехала в школу Тиистила под Хельсинки, где треть учеников – иммигранты. Школа принимает детей с 6 до 13 лет. Здание окружено блочными жилыми домами, на вид скорее коммунистическими, чем скандинавскими.

На третьем этаже Хейкки Вуоринен вел урок в шестом классе. Четыре его ученика были африканцами, из них две девочки – в хиджабах. Албанский мальчик из Косово сидел рядом с китайцем. Было и несколько белых мальчиков, родившихся в Финляндии. Вуоринен дал классу задание и вышел побеседовать со мной.

Вуоринен, одетый в фиолетовую футболку, джинсы и маленькие прямоугольные очки, гордо сообщил, что в этом году у него учатся дети из 9 стран, включая Китай, Россию и Косово. У большинства всего один родитель. Более того, он не хотел об этом думать.

– Я не хочу заострять внимание на их происхождении, – сказал он, вороша свои редкие светлые волосы, а потом улыбнулся. – У меня в классе 23 жемчужины. Я не хочу их поцарапать.

По моему настоянию он рассказал мне об одной своей ученице. У нее 6 братьев и сестер, отец сторож, мать нянчит чужих детей. С деньгами в семье очень туго. Но она – лучшая ученица в его классе.

Вуоринену было явно неловко оценивать своих учеников.

– Я не хочу им слишком сочувствовать, – пояснил он, – потому что должен их учить. Если я буду слишком много о них думать, то начну завышать оценки. Я буду думать: «Ах, бедный ребенок. Что я могу для него сделать?» Это слишком облегчит мне работу. Мне хочется относиться к ним так, будто они мне безразличны.

От американского учителя такого не услышишь. Наоборот, законы штата и страны требуют, чтобы учителя и директора школ считали детей необыкновенными, следили за их национальностью и доходами семьи и сообщали об этом властям. О школах судят по оценкам за тесты детей разных категорий. Большинство директоров наизусть знают процент детей малоимущих и нацменьшинств, как бейсболисты – средние очки в бэттинге [45]. Это понятно: правительство США пытается выявить и исправить несправедливость. И все же сколько ожиданий попутно задавила эта повышенная сознательность!

Достаток ничего не значит. Важен ваш ум. Дети знают зто с ранних лет. Все мы одинаковы.

Дайан Рэвич, один из самых популярных комментаторов на тему образования в США, много лет говорила о том, что американцы должны думать о родителях школьников больше, а не меньше.

– Наша проблема – бедность, а не школы, – сказала она ревущей толпе из тысяч учителей на съезде в округе Колумбия в 2011 г.

Иначе говоря, дети не одинаковы и различия между ними важнее самих детей.

Вуоринен же убежден в обратном:

– Достаток ничего не значит. Важен ваш ум. Дети знают это с ранних лет. Все мы одинаковы.

Чем дольше я находилась в Финляндии, тем больше думала, что разговоры о многообразии в США – те, что винят в нашей посредственности происхождение детей и их окружение, – так же вредны, как финансирование несправедливости. Да, в США много бедных, и школьники из нацменьшинств учатся недостаточно усердно. И на это влияют как родители, так и здравоохранение, и питание. Это так. Но эти разговоры также подтверждают недостаток целеустремленности, влияя на отношение учителей к ученикам – этого-то и боится Вуоринен. Уже в 1960-е исследования показали, что учителя, которым сказали, какие ученики будут прекрасно учиться, иначе относились к выбранным детям. Они чаще одобряли, улыбались, давали этим детям больше времени на ответ и специфически о них отзывались. Детей же выбирали наугад! Ярлык был вымышленный, но он приклеился. В конце учебного года учителя все еще описывали этих учеников как более интересных и способных достичь успеха, а как же другие дети, тоже хорошо успевающие, но не выбранные? Те же учителя описывали их как менее ярких и менее привлекательных. Наше сознание зависит от ярлыков и стереотипов, и если предложить учителям убедительную модель, они будут с ней считаться. Но зачем же тогда руководители системы образования Америки и преподаватели педвузов внушают молодым учителям, что бедность перевешивает все остальное?

Да, человеку свойственно руководствоваться стереотипами, но где-то этот инстинкт систематически укрепляют, а где-то подавляют. Для меня становилось очевидным, что строгость не может существовать без беспристрастности. Беспристрастность – это не просто вопрос разделения по способностям и бюджета, это тип мышления.

Интересно, что такой тип мышления характерен и для финского коррекционного образования. Учителя считают большинство учеников коррекционных школ скорее имеющими временные затруднения, чем постоянную недееспособность. Вот почему в Финляндии один из самых высоких процентов учеников коррекционных школ в мире: это временный и не унизительный ярлык. Финны допускают, что все дети могут совершенствоваться. До 17-летия около половины финских детей получают коррекционную помощь, обычно в начальной школе, чтобы не отстать от программы. В 2009/2010 учебном году примерно 1 из 4 финских детей получал такую помощь, и почти всегда в обычной школе, в течение учебного дня. (В то время как в США только 1 из 8!)

Наблюдая, как Вуоринен разговаривает с учениками, я вспомнила округ Вашингтон, муниципальную школу, в которой была несколько лет назад. Школа находится в бедном районе города. Одна опытная учительница, с которой я встретилась, тепло относилась к детям. У нее был светлый, чистый кабинет, и материалы для своего кабинета она покупала на собственные деньги. Однако, говоря о своих четвероклассниках, она упирала на трудности.

– Родители не знают, как воспитывать детей. Не знают, что требуется ребенку, чтобы добиться успеха.

Она искренне жалела своих учеников, но какой толк в сочувствии? Ее подопечные учились хуже, чем другие дети из малообеспеченных семей. Однако она относилась к этим результатам странно оптимистично. Доводы о разнородности объясняли все, даже когда ничего не объясняли.

В школе Вуоринена все пятиклассники тестировались по математике на два года раньше. Таким способом финское правительство обеспечивало контроль над школами. В отличие от США контрольные были четко целевыми: школьники проверялись лишь выборочно. Обычно это занимало всего час.

Дети из школы Тиистила сдавали выше среднего уровня по Финляндии, а значит, лучше, чем в среднем везде. А еще эта школа здорово отличалась от большинства школ США. Во-первых, она было по-настоящему экономически и этнически разнородной. Три сотни ее учеников происходили как из бедных, так и богатых семей. Во-вторых, финское правительство выделяло этой школе дополнительные деньги за учеников-иммигрантов, чтобы оплачивать интенсивное обучение языку.