Журнал «Пионер» - Пионер, 1954 № 08

Уже под утро, забравшись в свою постель, Тамара продолжала мечтать. Как рады будут ей эти колхозные девчонки! Она расскажет им о Третьяковской галерее, о планетарии, о пионерских сборах, которые устраивались у них в школе, о книгах, которые она читала… да мало ли! Разве они там, в колхозе, знают столько, сколько она знает?

И, уже засыпая, Тамара подумала:

«Надо маму попросить, чтобы мне сшила несколько сарафанчиков… несколько новеньких сарафанчиков… пёстреньких, цветочками… только чтобы модные были…»

Во сне она видела себя идущей по зелёному лугу, нарядной, как Золушка на балу. А вокруг неё колхозные девчонки, загорелые, в длинных, неуклюжих платьях, в платочках, идут и дивятся, какая красивая Тамара, какие у неё кудри, какое лицо белое, какое платье нарядное!… И все они ждут: что велит им Тамара, то они сейчас же и сделают!

Бабушка за обедом не стала есть мяса. И от молока тоже отказалась.

- Ешьте, ешьте, - необычно кротким голосом сказала она Зине и Антону, - а мне нельзя мяса.

- Ты заболела? - спросил Антон. Бабушка улыбнулась:

- Нет, глупый. Я говею. Мне скоромного нельзя. Я вот кусочек рыбки съем - и довольно с меня.

Антон с любопытством глядел на бабушку:

- А как ты говеешь? Покажи, бабушка!

- Ах, глупенький, - бабушка снисходительно погладила его по голове, - говею, ну, пощусь, значит. Скоромного не ем. Вот мяса не ем.

- А почему?

- Ну, потому что мясо - убитого животного. А боженька убивать не велел.

- А рыба не убитая?

Антон хотел понять всё и ничего не понимал. Он вопросительно поглядывал на Зину: может, она объяснит? Но Зина молчала. Ей и самой было непонятно: почему это мясо нельзя есть, а рыбу можно? И почему рыбу можно, а молоко нельзя? Да и кому это было понятно?

Бабушка рассердилась бы, да ей и сердиться в эти дни было нельзя. Вернее, рассердиться-то она рассердилась, но показать этого не показала. Только высоко подняла свои круглые брови и сказала:

- Согрешишь с вами!

А потом оделась во всё тёмное, покрылась чёрным шерстяным полушалком и отправилась в церковь.

- За Изюмкой сходи! - сказала она Зине. - Отцу обед разогрей и подай! Я не скоро приду: сегодня служба долгая. Страстная неделя идёт.

Бабушка ушла. Зина как-то вдруг встрепенулась. Ушла бабушка, и снова она почувствовала себя дома, как прежде. Вот они, их чистые, милые комнаты. Вот они с Антоном садятся за стол делать уроки. Зина запела весёлого «Чибиса», Антон подхватил, - правда, неуклюже подхватил, у него не было слуха, - и никто не остановил их, не сказал, что на страстной неделе петь нельзя, потому что грех. Антон, увлекшись песней, вздумал дирижировать пеналом, но потерял равновесие и свалился со стула. Он хотел было скривить губы, но Зина принялась так весело хохотать, что и Антон засмеялся. Они смеялись, болтали, ловили друг друга, бегая вокруг стола. Они были дома!

- А если бы страстная неделя тянулась долго, долго, - сказал Антон, - хорошо бы, да? Бабушка всё ходила бы и ходила бы в свою церковь. Да?

- Ты глупости, Антон, болтаешь, - ответила Зина. - Давай-ка за уроки садись.

А сама вздохнула и подумала: «Да, хорошо бы!»

Зине нравилась страстная неделя: бабушка очень мало бывала дома, держалась тихо, кротко. Не вспоминала маму недобрыми слрвами, как привыкла делать в последнее время. Не жаловалась отцу на зинину грубость, на её плохой, угрюмый характер. Только одно не нравилось Зине в эти дни: бабушка слишком много говорила о боге. Бог так и вертелся у неё на языке: то бог знает, то бог спасёт (от чего спасёт?), то бог поможет. Так уж божественно она была настроена. И даже когда Зина нечаянно, встретясь в дверях, толкнула бабушку и сказала: «Прости, бабушка!» - бабушка не прикрикнула: «Нешто можно так носиться по квартире?!» - а и тут ответила: «Бог простит».

«Бог простит! - усмехнулась про себя Зина. - А бог-то тут при чём?»

И ей трудно было понять, как это может взрослый человек верить в какого-то бога, которого никогда не видел и не слышал, и почему это считают, что этот невидимый бог должен участвовать во всех их делах? Вот он даже и Зину должен прощать за то, что она нечаянно толкнула бабушку!

В пятницу, придя из школы, Зина застала в квартире разгром. Бабушка только что вымыла окна. Таз с грязной водой стоял среди пола. От окон к двери текли ручьи. Коврики собраны в кучу. Всё, что обычно висело на стенах, - картина с избушкой на морском берегу, фотографии, календарь с левитановской осенью на папке, портреты Ленина и Пушкина - всё лежало на столе. Бабушка щёткой, закутанной в тряпку, обметала потолок.

У Зины чуть не выпали книги из рук:

- Бабушка, что это?

- А то, - ответила бабушка, - бери тряпку да протирай все картинки. Накопили тут грязи. Нешто можно всё так-то оставить к светлому-то христову воскресенью?

Бабушка устала и, забыв, что постится и говеет, прикрикнула на Зину. Зина поспешно разделась и, взяв чистую тряпочку, принялась перетирать рамки картин и фотографий.

Вскоре пришёл и Антон. Он долго возился в прихожей, потому что пришёл весь в снегу и спешил стряхнуть пальто и обмести валенки, пока бабушка не увидела. Он вошёл в комнату красный, с красными руками, с живыми искорками смеха, ещё дрожащими в его больших глазах. Они только что лупили снежками друг друга и сажали друг друга в сугроб. Оттого и получилось, что Антон сегодня очень долго шёл из школы. И до чего же захотел он есть! Прямо тарелки три супу съел бы и пять чашек молока выпил бы! Но в доме и не пахло обедом.

- У-у… - разочарованно протянул Антон. - А обедать когда же?

- Уберёмся и обедать будем. Не помрёшь, - ответила бабушка.

- А какой праздник - Первое мая?

- Ох, ох! - вздохнула бабушка. - Растут, как трава в лесу! Какое же Первое мая, когда апрель только ещё начался?

Она взяла у Зины тряпку, а ей велела вешать уже протёртые фотографии.

- А больше и праздников не знаете? - продолжала бабушка. - Ох, ох, согрешишь с вами! Воскресенье христово, пасху не знают! Христос воскреснет из мёртвых послезавтра, понимаешь или нет?

Антону стало интересно:

- Бабушка, а как он воскреснет из мёртвых? Из гроба вылезет, да? А ты пойдёшь смотреть? А не побоишься?

- Замолол языком! - прервала бабушка и присела отдохнуть. - Нешто он сейчас воскресать будет? Он уже почти две тыщи лет тому назад воскрес. Встал из гроба и вознёсся на небо. Вот этот день мы и празднуем. Понял теперь?

- А Илья с лошадьми на небе? - продолжал спрашивать Антон; он любил сказки, и то, что рассказывала бабушка, было ему интересно, как всякая сказка.

- И Илья-пророк на небе, - уверенно сказала бабушка, будто она сама только что оттуда.

- А ещё кто?

- А ещё бог Саваоф, ангелы и архангелы.

- Бабушка! - не выдержала Зина. - Да где же это небо? Ведь небо - это воздух, атмосфера. А облака - туман, влага. Где же, на чём эти ангелы-архангелы живут? Неба-то ведь нету!