Журнал «Пионер» - Пионер, 1951 № 08

Поэт обращается к простым людям Америки: «С Тобой, механик, грузчик, девушка, говорят поэт, сын железнодорожника, американец, изгнанный с родины; во мне, как и в тебе, течёт кровь горняков и моряков; мы должны сказать взбесившимся поджигателям войны: ни шагу дальше».

Но что будет, если они всё-таки поднимут оружие? Тогда, предупреждает поэт, простые люди всех стран встанут на защиту человечества и Советского Союза. Французы и испанцы, греки и чилийцы, все обитатели Южной Америки вместе с итальянцами, болгарами, румынами, китайцами окажут захватчикам яростное сопротивление. Стеной встанут народы Советского Союза. И если рука захватчика коснётся этой стены, он будет испепелён.

Но Неруда верит, что до этого дело не дойдёт. Он верит, что пробудится в Америке лесоруб, Авраам Линкольн (президент США Линкольн, возглавивший борьбу за освобождение негров и убитый рабовладельцами, был в юности лесорубом). Он поднимет свой топор против новых рабовладельцев. Пусть в каждом американце пробудится лесоруб, и война станет невозможной. Мир зависит от простых людей всего мира, от их единства.

За эту поэму Пабло Неруда удостоен Международной премии мира.

Продажные правители других государств в угоду американскому правительству закрывают перед Нерудой границы. Но песня не знает границ. Для миллионов людей Пабло Неруда - любимый поэт, борец за правду, мир и человеческое счастье.

Недавно Неруда приезжал в Москву как член жюри, присуждающего Сталинские премии мира. Это было весной. Я встретил его однажды в подмосковном лесу. Он неподвижно стоял под деревом и, затаив дыхание, слушал со своей лучистой доброй улыбкой, как поют птицы. Он приложил палец к губам и шёпотом сказал:

- Мне кажется, я никогда не видал столько птиц, как в вашей стране. Мне кажется, что нигде они не поют так свободно и громко. Я слушаю их часами и слушал бы без конца.

Этого человека враги мира считают своим страшным врагом.

И это действительно та«: доброта никогда не примирится со злом, свобода - с насилием, свет - с тьмой, правда - с ложью, честность - с изменой, поэзия и сердце человека - с войной и смертью.

Свою великолепную обвинительную речь в чилийском сенате Неруда закончил следующими словами:

«Когда минуют дни позора нашей родины, я отправлюсь в селитряную пустыню. И я скажу мужчинам и женщинам, которые пережили такое угнетение, такие муки, такое предательство: «Вот я здесь. Я обещал быть верным вашей мучительной доле, я обещал защищать вас моим разумом и моей жизнью, если это понадобится. Скажите мне, выполнил ли я своё обещание, и дайте мне или отнимите у меня единственное право, которое мне необходимо, чтобы жить честно: право на ваше доверие, на вашу надежду, на вашу любовь».

Николай Тихонов

Я помню, как в детстве мы в школе учили:

На карте зелёным отмечено Чили.

Учили, как Анды громадой упрямой

Над выжженной, рыжей встают Атакамой,

Как медью богато далёкое Чили, -

Но всё не упомнишь, что в детстве учили…,

И вот уж на старости лет предо мной

Является Чили стремою иной.

В нём нет уже детской, цветистой приманки -

Над медью и нефтью господствуют янки,

Вплетается в шелест чилийских ночей

Тот долларов шелест в руках палачей.

И в этой дрожащей цепями ночи

Задумали песню убить палачи,

Но в медной стране, в этой каменной груде,

Живут золотые рабочие люди.

Бессонны их ночи, и тяжки их дни,

Но двери для песни раскрыли они.

И песня ушла от погони врагов -

Приют у рабочих нашла очагов,

А дальше укрыли той песни стихи

В глуши патагонских ночей пастухи.

И спрятали в шахтах её горняки,

Её увезли в океан моряки.

Летела она на волнах, в городах,

Под небом Парижа и в чешских садах.

Встречали её, как сестру, пролетая

На Запад, свободные песни Китая.

И в песни Москвы эта песня вплелась,

Тек просто, как будто бы здесь родилась,

Так просто, как звёзды Москвы через тьму

Народу чилийскому видны всему!

- *-

Порфирий Савельев

Рисунки Ф. Лемкуля

Агафья вылезла из ястреба смущённая и растерянная. С черепками разбитого горшка она остановилась у открытого люка.

Левее одинокой землянки лесорубы, расположившись в тени деревьев, отдыхали после обеда. Несколько поодаль от них, заложив руки за голову, лежал заведующий лесосекой Залепухин, человек уже немолодой, начавший толстеть и, быть может, поэтому медлительны! в движениях, но очень пунктуальный, требовательный и строгий. Сам он разговаривал, мало я не любил, когда к нему обращались с пустяковыми вопросами.

Агафья знала характер своего начальника и старалась вести кухонное хозяйство самостоятельно, но на этот раз безвыходность положения вынуждала её нарушить установившийся обычай.

- Беда у меня приключилась, Макар Ананьевич… Хлеба у нас к ужину не хватит. Я хотела сейчас тесто затевать, к завтраку бы свежий хлеб поспел, а к ужину думала лепёшек испечь. Да вот… полезла я в погреб за закваской, а там снег подтаял, нога провалилась, и кринку я расколола… Закваски ни капельки не осталось. Как теперь быть, ума не приложу…

В продолжение всей речи Агафьи Залепухин лежал с закрытыми глазами, и можно было подумать, что он спит.

В группе лесорубов, отдыхавших под соседним деревом, приподнялся пожилой, худощавый, с рыжеватыми щетинистыми усами человек, прозванный за сварливый характер Ворчуном.

- Ну, вот, работаешь, работаешь, а придёшь обедать, так и хлеба не окажется, - недовольным тоном заговорил он, ни к кому не обращаясь.

Эти слова Ворчуна будто подхлестнули Залепухина. Он разом поднялся на ноги и спросил Агафью:

- Так что же ты от меня хочешь? Закваску сделать я не могу. Да и не моё это дело. Одно скажу тебе: хлеб рабочим должен быть! - и, не глядя на Агафью, направился к землянке.

Агафья продолжала стоять на месте, не зная, что предпринять. Наконец она встрепенулась, отнесла в кусты черепки от кринки и громко позвала:

- Андрейка! Андрейка!

- Иду! - послышался звонкий голос откуда-то енрааа, и из-за землянки выбежал босой белоголовый мальчик лет одиннадцати.

Андрейка участливо взглянул в расстроеннее лицо матери:

- Что, мама?

- Закваску сгубила, - вздохнула Агафья, - а хлеб у нас кончается… Сбегай, сынок, в Дубровку, достань там закваски да возвращайся побыстрее, чтобы я сегодня успела тесто поставить.