Джон Грин - Многочисленные Катерины

– Спасибо, – сказал Колин. Они вышли из машины и встретились у капота. Колин протянул руку, Гассан игриво толкнул его, и они направились в магазин.

ДК привез в магазин сушеную говядину, а Линдси сидела на стуле и читала журнал о знаменитостях, закинув босые ноги на прилавок рядом с кассой.

– Эй, – сказал ДК. – Я слыхал, у тебя сегодня свидание, парень.

– Да, и все благодаря тебе. Если бы ты не заехал в ту яму, она никогда не оказалась бы в моих объятьях.

– Ну, спасибо. Она красотка, правда?

– Эй! – сказала Линдси, не отрывая глаз от журнала. – Это я красотка!

– Тише, тише, детка, – засмеялся ДК. – Слушай, Колин, Гасс говорит, ты не любишь «круизы», но айда с нами на охоту в следующие выходные?

– Спасибо за приглашение, – поблагодарил Колин.

Приглашение и вправду было необычным. Его раньше никогда и никуда не приглашал ни полузащитник, ни угловой, ни любой другой футболист. Но Колин тут же вспомнил причину, по которой он предпочел Катерину I Мари Караволли. Он считал, что в этом мире лучше держаться поближе к своим. Вспомнил и сказал:

– Только я стрелять не умею.

– Ну, свинозавра ты завалишь без проблем, – сказал ДК.

Гассан округлил глаза и едва заметно кивнул. Долю секунды Колин размышлял о том, чтобы отказаться от охоты, но все же решил, что должен пойти ради друга. Тот, кто не хочет быть эгоистичной сволочью, рассудил он, должен проводить время с друзьями, даже если не очень-то хочется. Даже если это может привести к гибели дикого кабана.

– Ладно, – сказал Колин, глядя не на ДК, а на Гасса.

И ДК сказал:

– Договорились. Слушайте, присмотрите тут за магазином, а я пойду. У меня встреча с пацанами у фабрики. Мы идем играть в боулинг.

Линдси отложила журнал:

– Мне тоже нравится боулинг.

– У нас мальчишник, детка.

Она притворно надула губки, затем улыбнулась и встала, чтобы поцеловать ДК на прощание. Он перегнулся через прилавок, чмокнул ее и вышел.

Закрыв магазин раньше обычного, они пошли домой, хотя Холлис не одобряла, когда ее тревожили до полшестого. Она лежала на диване в гостиной и говорила кому-то:

– Нам нужна твоя помощь. Посмотри цену… – Увидев ребят, она сказала: – Я перезвоню, – и повесила трубку.

– Вы что, забыли: до половины шестого я работаю, и мне нельзя мешать.

– Почему ты продаешь землю этому Маркусу, Холлис?

– Это не твое дело, и не уходи, пожалуйста, от темы разговора. До полшестого в дом ни ногой. Помните, что я плачу вам за работу. И, Линдси Ли Уэллс, я прекрасно знаю, что сегодня тебя в доме мистера Джаффи не было. Не думай, что от меня что-то можно скрыть.

– У меня сегодня свидание, так что на ужин не ждите, – вмешался Гассан.

– А я сегодня ужинаю с Колином, – сказала Линдси. – С этим Колином, – пояснила она, ткнув Колина указательным пальцем в бицепс.

Холлис широко улыбнулась; Колин удивленно и сконфуженно посмотрел на Линдси.

– Если вас вечером не будет, я смогу поработать! – сказала Холлис.

Оставшееся до свидания время Колин посвятил работе над теоремой.

За тридцать минут он решил проблему K. XIX. Проблема эта, как оказалось, заключалась не в математическом просчете, а в напрасных надеждах: Колин пытался исправить теорему, чтобы график K. XIX выглядел так:

Короче говоря, он решил, что теорема способна предвидеть будущее, и надеялся, что К. XIX к нему вернется. Но потом он пришел к выводу, что теорема уж точно не могла принимать в расчет свое собственное влияние.

Поэтому, воспользовавшись формулой, придуманной в машине вместе с Линдси [64], он построил верный график своих отношений с Катериной вплоть до сегодняшнего дня:

К пяти часам он был, как никогда, близок к успеху. Восемнадцать Катерин покорились теореме. Но ему еще оставалось сделать нечто очень важное – правильно отразить на бумаге роман с Катериной III. Нобелевскому комитету нельзя предъявить формулу, которая верна только для восемнадцати из девятнадцати Катерин [65]. В следующие два часа он вспоминал Катерину III (урожденную Катерину Мутсенсбергер) с той точностью и ясностью мысли, которая и делала его особенным. Но ему все же не удалось исправить то, что он теперь называл Аномалией III. График формулы, дававшей верный результат в случае восемнадцати других Катерин, был таким:

Этот график говорил о том, что Катерина III не бросала Колина, а, наоборот, он бросил ее, что было просто смешно. Колин помнил все о Катерине III, и, конечно, обо всех остальных Катеринах – он помнил все обо всем, – но, должно быть, что-то все же ускользнуло от него.

Работая над теоремой, Колин так сосредоточивался на своих записях, что мир за пределами его блокнота переставал для него существовать. Поэтому он вздрогнул от удивления, услышав, как Линдси за спиной сказала:

– Пора ужинать, чувак.

Он повернулся и увидел, что она заглядывает в открытую дверь. Линдси была одета в синий хлопковый топ, синие обтягивающие джинсы, кеды Converse All Stars, и на ней – как будто бы она знала, что ему нравится, – не было косметики. Выглядела она, надо признать, симпатично, даже когда не улыбалась. Колин посмотрел на свои джинсы и желтую футболку «Умные дети».

– Ты ради меня не наряжайся, – сказала Линдси с улыбкой. – Нам уже пора.

Они спустились вниз как раз вовремя, чтобы увидеть через прозрачную перегородку, как Гассан садится в машину Катрины. Гассан протянул девушке розовую увядшую розу, которую сорвал в саду. Она улыбнулась, и они поцеловались. Колин видел это собственными глазами: Гассан поцеловал девочку, которая вполне могла оказаться королевой бала выпускников.

– Катрина была королевой бала выпускников?

– Нет, королевой была я, – тут же ответила Линдси.

– Правда?

Линдси наморщила губы:

– Ну, на самом деле нет, но почему ты так удивился? Катрина была фрейлиной. – Она остановилась, повернулась к кухне и крикнула: – Эй, Холлис! Мы ушли. Вернемся поздно. Нас ждет страстный секс и все такое!

– Веселого вечера! – ответила Холлис. – Задержитесь за полночь – позвоните!

Они доехали до заправки/«Taco Hell» и сделали заказ, не выходя из машины. Заглянув в окно, они увидели, что Гассан и Катрина едят за столиком.

– Он ей, похоже, нравится, – сказала Линдси. – То есть… не в обиду ему сказано. Мне он тоже нравится. Просто странно. Обычно ей нравятся… м-м-м… тупоголовые красавцы.

– Значит, у нее такой же вкус, как у тебя?