Альфред Элтон Ван Вогт - Избранные произведения. Том I [Компиляция]

Свою речь он произнес, обращаясь к скамье присяжных, Потом повернулся к защитнику и спросил:

— Что скажет свидетель по поводу тяжкого преступления?

Защитник, даже не потрудившись подняться, изрек:

— Свидетель подтверждает все изложенное вами. Продолжим заседание.

— Возражаю! — завопил Модьюн. Тело его горело с ног до головы. С некоторым удивлением он заметил, что его трясет.

— Возражение отклоняется, — невозмутимо произнес судья. — Защитник выступал от лица свидетеля.

— Все равно возражаю! — взревел Модьюн. — Это не суд, а комедия! Если так пойдет дальше, я откажусь давать показания.

Его честь повернулся к свидетельскому месту. Судя по всему, он был озадачен, однако тон его по- прежнему оставался весьма любезным.

— В чем же, по вашему мнению, заключается нарушение процедуры?

— Я требую, чтобы вопросы задавали самому свидетелю и чтобы он сам на них отвечал.

— Но это неслыханно, — запротестовал судья. Защитник знает все законы. Совершенно очевидно, что его выступление от лица свидетеля защиты будет более компетентным.

Тут его глаза расширились: вероятно, его осенила новая мысль.

— Ах, да! Ведь вы же из Африки, — сказал он. — Что, такой порядок принят в африканских судах?

Модьюн глубоко вздохнул. Он был поражен, какое множество умозаключение необходимо, чтобы добраться до простейших истин, по которым жило человечество. Ему претила очередная ложь. Нет уж, хватит с него «африканского» имени и навязанной ему роли обезьяны. Отныне — только правда.

— Я настаиваю, чтобы суд соблюдал процедуру, установленную человеком.

Воцарилось долгое молчание. Потом судья кивком подозвал обвинителя и защитника. Они стали шепотом совещаться. Наконец, оба служителя закона вернулись на свои места. Когда они уселись, судья учтиво обратился ко всем собравшимся:

— Поскольку показания свидетеля представляются нам важными, мы решили принять ту несколько примитивную процедуру, к которой он привык у себя на родине, в Африке. — Потом повернулся к Модьюну и укоризненно произнес:

— Искренне надеюсь, что вы потом извинитесь перед защитником за то оскорбление, которое нанесли ему публично. Итак, мистер Модиунн, какой порядок общения с судом вас устроит?

— Правильная процедура… — начал было Модьюн.

— Принятая там, откуда вы родом, — подхватил судья.

— … давно установленная человеком, — продолжал свою мысль Модьюн, — такова: обвинитель задает мне относящиеся к делу вопросы — один за другим — и каждый раз ждет моего ответа.

— Какие именно вопросы? — с любопытством осведомился со своего места явно озадаченный обвинитель.

— Для начала он должен спросить, как меня зовут.

— Но ведь мы и так знаем, как вас зовут, — с недоумением возразил судья. Ваше имя указано в повестке.

— Подобные факты должны устанавливаться прямым допросом, — твердо ответил Модьюн.

Судья засомневался.

— Так мы можем прозаседать целый день.

— А хоть и целую неделю, — парировал Модьюн.

Собравшиеся дружно выдохнули. Его честь, на миг забыв о приличиях, взвизгнул:

— Исключено!

Потом, взяв себя в руки, обратился к обвинителю:

— Начинайте, сэр.

Гиена-обвинитель вышел вперед. Он явно был не в своей тарелке, но тем не менее, все же задал основные вопросы:

— Ваше имя? Действительно ли вы обезьяна, родом из Африки? Являетесь ли вы тем лицом, которое обвиняется в незаконном проникновении на корабль? Знаете ли вы, в каком преступлении обвиняются подсудимые?

Именно на этот вопрос Модьюн впервые заявил протест, взяв на себя двойную роль — свидетеля и защитника.

— Протестую против подобного вопроса: то, что инкриминируется подсудимым, не является преступлением. Так записано в законах, которые установили люди — перед тем, как ушли за барьер и оставили Землю своим друзьям человекозверям. — Он повернулся к скамьям, заполненным публикой, и с жаром продолжал: — В крайнем случае, действия обвиняемых можно квалифицировать как незначительный проступок. И наказанием за него должен служить, ну, скажем, домашний арест дня на два — на три, никак не больше.

Модьюн еще не исчерпал все доводы, как судья прервал его. Он настаивал на том, что подсудимые виновны в уголовном преступлении по статье закона.

— По статье? — переспросил Модьюн.

— Вот именно, по статье.

— Покажите мне статью, — потребовал Модьюн.

Судебный секретарь, человек-гиена ученого вида, одетый в лоснящийся черный костюм и рубашку с высоким воротничком, принес какую-то книгу. Он открыл ее на двести девяносто пятой странице и указал на седьмую строку снизу, начинавшуюся со слов: «…считается тяжким преступлением, за которое предусмотрены следующие виды наказания: длительное тюремное заключение с конфискацией имущества или смертная казнь».

— Ну-ка, дайте мне взглянуть, — не выдержал Модьюн.

Секретарь взглядом попросил разрешения у судьи и, получив в ответ утвердительный кивок, передал книгу.

Модьюн прочитал параграф, потом увидел вкладку, прочитал написанное на ней, бросил на суд торжествующий взгляд и заявил:

— Это не тот закон, который оставил человек, а никуда не годная фальшивка, сработанная человекогиенами.

— А я утверждаю, — провозгласил судья; — что закон вполне годен для отправления правосудия. — Любезности в его голосе явно поубавилось.

— Я считаю, что подсудимых следует признать невиновными — ведь состав преступления так и не обнаружен, — настаивал Модьюн.

— У меня к вам единственный вопрос, — сказал судья, — будете вы давать показания или нет? Если нет, тогда прошу вас покинуть свидетельское место, — язвительно добавил он.

«Пожалуй, все-таки уходить не стоит», — решил Модьюн и заявил:

— Я буду давать показания, но сохраняю за собой право снова поднять этот вопрос.

Судья повернулся к гиене- обвинителю.

— Продолжайте допрос свидетеля, — сказал он.

— Как вы попали на корабль? — спросил обвинитель.

— Я прошел через док, подошел к одной из многочисленных дверей, сел в лифт. Поднялся на сотню с лишним этажей и вышел из лифта прямо в какой-то коридор. Тогда я подумал, что благополучно проник на корабль. Так оно и оказалось, — подвел итог Модьюн.

Когда он закончил, в зале наступила тишина. Обвинитель, длинный, тощий субъект, задававший вопросы, был явно в замешательстве. Тем не менее, он быстро овладел собой и сказал:

— Не изволите ли взглянуть на скамью подсудимых?

Модьюн посмотрел в указанном направлении и, конечно, увидел там четверых друзей.

— Вы узнаете кого- нибудь из этих людей? — спросил обвинитель.

— Всех узнаю, — ответил Модьюн.

Пленники заметно приуныли. Наррл так и осел, как будто его прихлопнули чем-то тяжелым.