Сергей Чернышев - Техноэкономика. Кому и зачем нужен блокчейн

В этом смысле блокчейн, предназначенный для повышения капитализации всех активов, роста национальной производительности, работает на суверенитет. С другой стороны, для наращивания цепочек добавленной стоимости нужно открываться, интегрироваться с максимальным числом существующих распределенных реестров собственности. И здесь возникает творческая дилемма для нового государства. От уровня совершенства технологий – сегодня в первую очередь финансовых – от уровня их защищенности критически зависит безопасность страны. До какой степени оборонительная централизация блокчейна должна опережать децентрализацию с целью глобальной экономической экспансии? Это предмет для будущих научных исследований, общественных дискуссий, политической борьбы. Но это борьба на совершенно ином уровне. И для начала надо любой ценой, как можно скорее на этот уровень попасть.

Беседовал Александр Бирман

Русский Штольц и невидимая голова

Научный руководитель Лаборатории институционального проектного инжиниринга, Сергей Чернышёв – философ-практик, человек, чьи работы (в частности – «Смысл. Периодическая система его элементов» и «Новая Антарктида») обязательны к прочтению всякому, кто хочет научиться понимать, как устроена сегодня жизнь. Разговор с Чернышёвым – всегда интеллектуальный вызов, и «Русская беседа» с гордостью представляет итог полуторачасового интервь ю [92] о том, что действительно важно.

Часть первая. В поисках хозяина

Русская беседа: Здравствуйте, Сергей Борисович. Чтобы не раскачиваться, сразу начну с одного примера. Однажды я был на лесопилке, обычной, в одной из наших западных областей. Там стоят два капитальных строения: сушка и распилочная. К одному из этих капитальных строений ведёт ветка железной дороги, поросшая травой – «Сталкер» можно снимать. И никто не знает, что это и откуда. Я спрашиваю: «Что за ветка-то? Вы же не вывозите пиломатериалы железной дорогой, вы же грузите их на автомобили. Ветка вам зачем?» И никто мне не мог сказать, зачем им ветка здесь, она стоит и стоит. Потом я выяснил, что раньше в одном из этих капитальных зданий было химическое производство, и вот продукты этого производства действительно вывозили в начале 80-х по железной дороге.

Мы живём на руинах какой-то огромной цивилизации, как её называют иногда, «советская Атлантида». Мы живём в мире, который застроен артефактами этой цивилизации. У нас советские ТЭЦ стоят, советские электрические сети и так далее. Что нам с этим делать? Все говорят – коммунисты, либералы, консерваторы – что мы будем возрождать промышленность. И на этом обычно разговор заканчивается.

Сергей Чернышёв: Пожалуй, в каждом человеке почти на уровне рефлексов живёт естественное чувство хозяина. Но нет такого естественного чувства, которое нельзя было бы на некоторое время вышибить сильным пинком.

Если нормальный человек, оглядевшись, признаёт в части окружающего мира своё приусадебное хозяйство, то, конечно же, чувство повелевает действовать. Вот он обнаруживает на своих шести сотках, которые только что получил, какой-то полуразвалившийся трактор. Какова реакция хозяина? В идеальном варианте – отремонтировать машину, самому пахать либо продать другим. Или на худой конец, как пионеры, сдать на металлолом. Но уж точно вытащить с участка, потому что он землю занимает. У нас на шести сотках одно время стоял старинный холодильник «ЗИЛ». Девяносто килограмм, такое чудовище. Причём он был обтекаемой формы – невозможно ухватиться, он выскальзывал, как сливовая косточка. Я был ещё молод, вкатил его по каким-то доскам на крышу просевшей «девятки», отвёз на дачу и втащил через окно в летнюю кухню, где он поработал и сломался. Стали использовать его как шкаф, покуда не отказал замок. Потом годы не те уже были, я не мог его вытащить. Тут наступила перестройка. Мы позвали молдаван, работавших по соседству, и они поволокли этот холодильник, но в силу недомотивированности не дотащили и бросили. И так он сиротливо высился посреди нашего участка до следующего сезона, покуда не накопились ресурсы уже на таджиков. Останки могучей советской системы напоминают такой холодильник, который даже не пытались ни к чему приспособить – купить турецкий казалось проще. И вот он ржавеет посреди участка, занимая полсотки из посевных трёх, вокруг колосится бурьян, внутри живут крысы и слизняки, и всё это осеменяется и расползается к соседям, рачительным земледельцам, провоцируя их ставить вопрос о нашем изгнании из садового товарищества.

Новые хозяева получили страну, которая ещё копошилась в 1991 году, и многие поля ещё не поросли бурьяном. Для меня величайшей загадкой остаётся ментальность этих людей: откуда взялись эти «герои», которые решили, ничего не перезапуская, не приспосабливая и не используя, бросить всё как попало и начать новую жизнь прямо на образовавшейся свалке. Похоже, они полагали, что она как-то саморекультивируется за счёт невидимой руки.

Бедный Адам Смит, если бы он узнал, что его гениальное теоретическое предвидение о возможности самоорганизации в децентрализованных системах будет так истолковано! Что оно даст основания полагать, будто брошенный и разворованный «Атоммаш» должен децентрализованно саморе-организоваться и возобновить поставку высокотехнологичных реакторов на мировой рынок. Он решил бы, что имеет дело с тяжело больными людьми…

Я тоже в запале писал как-то, что раз система рухнула, значит, она заслуживала того. Но вы задали другой вопрос, более тонкий. Система рухнула, но от неё осталась инфраструктура, и в неё вложены головы, руки и сердца – не только и не обязательно начальников. Предположим, те облажались. Но БАМ-то сооружали простые работяги, они там не только клали шпалы, но и жизнь обустраивали, а теперь люди ходят, смотрят, как это всё осыпается. Старшее поколение страдает, наблюдая, как дело его рук оказывается никому не нужным. Среднее поколение учится, что можно построить и бросить – так, может, не надо и строить? Давайте мы сначала поймём, не дурак ли наш начальник, поменяем его демократическим или иным путём – а до тех пор на всякий случай делать ничего не будем. А младшее поколение приучается к тому, что можно мусорить и гадить у себя дома, швырять под ноги то, что носил, на чём сидел, с чего ел: кругом же всё равно помойка.

Но отойдя от опыта собственного поколения, хотел бы заметить, что сейчас как никогда нужно учиться осваивать не только духовное, но прежде всего материальное тело страны, доставшееся нам в наследство.

Закончилась гигантская эпоха, простирающаяся от австралопитеков и до самого недавнего времени. Можно назвать ту разновидность человека, который в итоге возник и живёт, Homo Faber. Это имя я когда-то вычитал у Макса Фриша. Человек умелый, который научился извлекать из природы силы и с их помощью делать себе вещи.