Владимир Пекальчук - Спуская псов войны [галимая калибрятина]

Леонид сделал глоток, исподволь наблюдая за собеседником:

– Даже не задумывался как-то. Как свиданка прошла? Не рассорились ли, часом?

– Отлично прошла, – сказал Касс, сделав несколько глотков.

– Она кто тебе?

– Я ее встретил первый раз в жизни. В прошлый раз ее тут не было – стажерка школы

диспетчеров.

– Ну вот, – захлопнул ловушку наемник, – по идее, великий герой и ветеран войны, которому

женщины на шею вешаются при первой же встрече, на жизнь жаловаться не должен.

Касс поставил на пол вторую бутылку и полез за новой.

– Дерьмовый из меня герой, – махнул он рукой, выпив половину, – какая была война – такие

и герои. Знаешь, что между нами общего? Мы с тобой, выражаясь привычными тебе идиомами,

оба бродячие, бездомные псы.

Запрокинув голову, вылил в себя остатки жидкости, небрежно бросил емкость на пол и взялся

за четвертую. Его движения немного потеряли в точности, глаза расфокусировались, глядя мимо

Леонида, но речь осталась четкой и ясной.

– …Мы оба с тобой сдохнем вдали от дома… Тебе возвращаться не к кому и незачем. И когда

ты умрешь – никто не заплачет. Никто даже не вспомнит. У тебя вообще нет дома, если на то

пошло. Завидую тебе.

– Чему завидовать-то? – удивился Леонид.

– Да, завидую. Потому что у меня этот дом есть, и меня там ждут. Везде, будь то Сссла,

Ссарса или Каэрвэн – везде мой дом. Везде меня знают и помнят, а когда меня не станет –

помянут трауром. Все три планеты. Все сорок миллиардов.

Касс умолк, чтобы проглотить очередную порцию, затем продолжил:

– …И потому я никогда не вернусь. Чтобы никто никогда не узнал, какой я дерьмовый герой.

Он достал из кармана маленькую колбочку и вылил ее содержимое в свою бутылку.

– А это что? – осторожно поинтересовался Леонид, распаковывая небольшой тюбик, чтобы

закусить выпитое.

– Психоделик. Полезнейшая вещь. Делает твои горести не такими печальными. Если

передозировать – мать начнет смеяться на похоронах своего ребенка.

– Эк тебя пробило на откровенность от выпивки…

Касс закашлялся своим странным смехом:

– Еще бы… Я шестьдесят периодов молчал. Пятнадцать твоих лет. Сколько еще я бы мог

промолчать? А ты… Ты будешь хранить мою тайну. Случись со мной что – ты обратно уже не

вернешься. Только я могу провезти тебя на Землю. Как раз потому, что мой корабль не будут

обыскивать, ведь патрульные в том секторе – сссла. Им не придет в голову обыскивать корабль

героя. Не посмеют, даже что-то заподозрив, – но они и не заподозрят.

Леонид отправил в рот кусок сморщенного желтоватого плода. На вкус как персик. Закуска к

шампанскому несколько странная, но лучше, чем ничего.

– А что ты сделал-то?

– Я? Да в том-то и дело, что ничего. Просто остался в живых…

Касс залпом осушил бутылку, уронил ее на пол, уставился в никуда, и затем его прорвало:

– Знаешь, что такое парад героев? Ты не знаешь, конечно же, об этом искин тебе не

рассказал. Это торжество, в котором мечтает принять участие каждый мальчишка сссла. Великая

честь – быть героем, и я тоже всегда хотел им стать…. Парад героев… парад живых и мертвых.

Вначале идут курсанты военных училищ – только достойнейшие – и несут портреты тех, кто не

дожил до этого парада. Тех, кто умер вчера, тех, кто скончался от ран сто периодов назад, тех, кто погиб на поле боя в прошлые тысячелетия… А потом шествие мертвых героев заканчивается

– идут живые. Миллиарды мечтают идти среди них – выпадает единицам, десяткам. Ныне живут

сто тринадцать героев… и только я знаю, что их на самом деле меньше… Что их на самом деле сто

двенадцать. А может быть, и того меньше.

Видишь ли, Леонид, война – дерьмо. Как солдат, я знаю это лучше всех. А некоторые войны –

особенно дерьмовые. Мы воевали за планетку – сплошная грязь. Сплошное болото. Она нам не

нужна была, но мы воевали. Так надо было. Нас было девять человек в отряде – и мы стали друг

другу дороже братьев. Война сроднила нас всех, связала узами, которые прочнее уз крови. Ты не

поймешь меня – ты ведь не совсем солдат…

Леонид слушал молча, не перебивая, а Касс продолжал, глядя в никуда, и перед его глазами,

видимо, проплывали картины прошлого.

– …И война же отняла их у меня. Враг развернул над планетой спутниковую систему, которая

не давала подойти основным силам, и закрыл их маскировочными полями. Нам нужно было дойти

до места, установить наземный детектор и подсветить цели для линкоров с поверхности… И мы

шли. Девять человек и один переносной детектор посреди болота, раскинувшегося на всю

планету. И враги, куда ж без них. Троих мы похоронили в том болоте – остальные погибли,

защищая установленный детектор. Вот и все. Герой ли я? Я просто остался в живых. Совершенно

случайно остался, это не моя заслуга. Все остальные – они сделали как минимум не меньше ради

общего блага, даже больше – они ведь отдали свои жизни, в то время как я – нет.

– Честно говоря, я не понимаю твоих терзаний. Вы сражались, за что считали нужным. Они

погибли. Ты выжил. Я не знаю, как у вас, а у нас пойти в тыл противника ради диверсии – это

героизм. Так и вспоминается песня – «…два провода голых, зубами скрипя, зачищаю…»[1]. В чем

проблема-то?

– Понимаешь, – медленно произнес Касс, – у нас немного другое отношение к понятию

«герой». А тем более – к великим героям. У вас цепляли на грудь звездочку героя, жали руку,

иногда писали в газету… И все. Мы отличаемся от вас тем, что не верим в душу. Материалисты

мы. Религия, загробная жизнь… У нас таких понятий нет. Смерть – это конец. Отдавая свою

жизнь, ты уже ничего взамен не получишь. Потому отношение к героям вообще у нас особенное.

Не такое, как у вас. А к тем, кого провозгласили великим героем, – и подавно. Это огромнейшая

честь. Огромнейшие почет, слава, уважение. И не только для самого героя – для его семьи тоже.

У нас принято, что первым словесно здоровается тот, чей ранг выше. Ты сам видел – все

молчали, пока я не заговорил первым. Мой отец – он работает на заводе, где строят грузовые

летательные аппараты. С тех пор как я стал великим героем, отношение к нему изменилось.

Теперь, когда он входит с отчетом в зал совещаний руководства, руководители встают и ждут,

пока отец с ними поздоровается, словно это он там главный. Он в большом почете – ибо воспитал

героя. Дети героев сразу попадают в самые престижные учебные заведения. И так далее.

– Ну это я понял. В чем проблема-то?

– В том, что героем стал только я. Мои товарищи – нет. Я вскоре после войны запил. Мне

было стыдно, что они погибли, а героем стал я. Меня знают в лицо сорок миллиардов. Мои