Анатолий Иванов - ЛОГИКА КОШМАРА

Хрущев в своих мемуарах пишет о Щербакове со злобой, как о “ядовитой змее”, хотя и не объясняет, почему. А причина вполне понятна: Щербаков отнял у Хрущева Москву, куда Хрущев вернулся снова лишь в 1949 году. Из-за этой неприязни Хрущев не позволил дать станции метро “Мир” имя Щербакова, и сегодня это имя снова стерто со схемы московского транспорта “демократами”, которые, очевидно, мстят Щербакову за то, что именно он в 1942 году занял место Мехлиса во главе политуправления армии.

другим выдвиженцем Жданова был Н.А.Вознесенский (р. 1903), заместитель председателя Ленсовета, ставший в 1938 году председателем Госплана, в 1939 году – заместителем председателя СНК, а в 1941 году – кандидатом в члены Политбюро. К той же ленинградской группе принадлежали и новые члены ЦК зам. председателя СНК Косыгин, секретарь ЛК А.Кузнецов, а также кандидаты в члены ЦК Родионов и Попков. Всю эту группу беспощадно уничтожил после войны “добрый папаша” Маленков, но об этом позже.

Поскольку мы уже вплотную приблизились к войне, естественно задать вопрос, как отразились все наши внутриполитические “неурядицы” конца 30-х годов на советско-германских отношениях, точнее, была ли допущена ошибка в выборе внешнеполитического курса, и если да, то когда и какая именно? От советско-французского договора 1935 года СССР пришел к советско-германскому пакту 1939 года. Что случилось у нас за этот отрезок времени – известно. Но остается не вполне выясненным вопрос, в какой мере происшедшее было связано с изменением политического курса.

Р.Конквест (и не он один) устанавливает прямую связь: “часто полагают, что одним из мотивов сталинской чистки, в частности, чистки армии, было обеспечение свободы маневров, закончившихся нацистско-советским пактом в 1939 году” (Великий террор, с.297), причем, по словам Конквеста, заключенные предсказывали этот пакт еще в 1938 году, исходя из арестов иностранных коммунистов. Но с какой, спрашивается, стати Сталин воспылал такой любовью к Гитлеру, что начал крушить все, мешавшее соединению любящих сердец?

Вздор, конечно. Какая там любовь! Правда, мне приходилось слышать от немцев такое мнение, будто грузины в Советском Союзе были самым германофильски настроенным народом, и не случайно, дескать, сын Берии учился в Германии, а Берия еще в 1953 году, за 37 лет до Горбачева, хотел способствовать объединению Германии. Историк С.Случ (“Россия”, 1992, №25) отмечает, что почву в Германии зондировали такие доверенные люди Сталина, как зам. наркома внешней торговли Элиава, торговый атташе в Берлине Канделаки, а Енукидзе еще в 1934 году указывал послу Германии Шуленбургу на полный смысл наладить прочные отношения на основе схожести однопартийных систем правления в СССР и Германии.

Дело, конечно, не в грузинах. В 1939 году речь шла совсем о другом. Стратегическая цель западных “демократий” оставалась той же, что и в 1914 году, когда, устроив сараевскую провокацию, они стравили русскую и германскую монархии с целью добиться их обоюдного краха и присоединить их ко всемирной масонской империи. После 1933 года, когда Германия выпала из мировой масонской системы, в повестку дня снова встала прежняя задача в несколько видоизмененной форме. Требовалось стравить два “тоталитарных режима” и снова добиться таким путем их обоюдного краха. Это удалось сделать, но крах в 1945 году потерпела одна Германия, с Россией же пришлось провозиться еще четыре с половиной десятилетия, прежде чем удалось вернуть ее в лоно “мировой цивилизации”, о которой наши “демократы” не могут говорить иначе, как с благоговейным придыханием, обливаясь счастливыми слезами и соплями, на самом же деле речь идет о том, что Россию прикрутили к вышеупомянутой мировой масонской системе. Надолго ли?

Чего добивались в 1939 году Англия, Франция и США, Сталин отлично понимал задолго до того, как Трумэн сделал свое печально знаменитое заявление: “Если будет выигрывать Германия – нужно помогать России, а если будет выигрывать Россия, то нужно помогать Германии, и пусть они ослабляют друг друга как можно больше”. Сталин понимал, что основная тяжесть войны, в которую втягивали Советский Союз, ляжет на плечи нашей страны. И Сталин поставил перед собой колоссальную внешнеполитическую задачу: не дать на потеху бесам навлечь себя в войну, попробовать ИЗБЕЖАТЬ войны.

Не за счет, конечно, слюнтяйских пацифистских призывов. Сталин руководствовался в своей политике старой и верной латинской пословицей: “Если хочешь мира, готовься к войне”. Сталин же хотел мира. Не хотели его в партийных верхах известной национальности, на которых Гитлер действовал, как красная тряпка на быка. От имени этих кругов рыл землю носом Литвинов, отстаивая англо-французскую ориентацию внешней политики, с их же заданиями ездил в Европу и Тухачевский. Сталин же не хотел выступать в роли продавца русского пушечного мяса и действительно всеми силами старался сохранить за собой ту “свободу маневра”, о которой говорит Р.Конквест, но отнюдь не из любви к Гитлеру, а с единственной целью обеспечить для своей страны мир.

В 1939 году договор с западными державами означал войну, договор с Германией – мир. И Сталин выбрал мир.

В 1989 году у нас была устроена шумная политическая свистопляска по случаю 50-летия “пакта Молотов- Риббентроп”. Тон задавали прибалтийские республики, хотя кое-кому лучше было бы помалкивать в тряпочку. Это я о Литве. Ведь именно по милости Молотова и Риббентропа Литва получила в 1939 году Виленщину, присоединенную в 1920 году к Польше. Сегодня Литва снова стала независимой, но что-то не слыхать, чтобы она собиралась возвращать земли, полученные в дар от двух “злодеев”. Литва, как видим, до сих пор извлекает выгоды из этой “грязной сделки”, а СССР за эту сделку “демократически” настроенные авторы разных национальностей лицемерно осуждают. Но если Литве дозволено преследовать свои выгоды, почему СССР в 1939 году не мог преследовать свои? А договор с Германией был тогда для нашей страны, безусловно, выгоден.

Можно сколько угодно исходить праведным либеральным гневом по поводу секретных протоколов к этому договору, но нужно же отдавать себе отчет в том, что в условиях мирового конфликта малые государства неизбежно оказываются страдающей стороной и с их интересами никто не считается. Так, англичане и французы еще в январе 1940 года разработали план высадки своих войск в Норвегии, и немцы в апреле всего лишь их упредили. В мае 1940 года французские войска заняли территорию Бельгии до линии Антверпен-Намюр. И Советский Союз в чаянии предстоящей войны основательно отодвинул свои границы на Запад, и это был совершенно правильный шаг. Представьте себе, что немцы в 1941 году начали бы свое наступление от Нарвы, Минска и Житомира. Ведь в этом случае “блицкриг” мог бы оказаться победоносным. Вспомните, что граница в 1939 году проходила всего в 32 км от Ленинграда. Это теперь М.Семиряга может изображать наивность: ну и что, ведь у финнов не было артиллерии, чтобы обстреливать с такого расстояния Ленинград (Тайны сталинской дипломатии. ВШ, 1992, с.158). да, у финнов не было, а у других?