КОСМОПОЛИС

Бенно встал и начал расхаживать по комнате. Он был обеспокоен, на его ногах не было обуви, в каждой руке он держал по пистолету. Пройдя рядом с забитыми окнами на северной стене, он перешагнул через электрические провода и перила из штукатурки и обшивочных листов.

- У тебя никогда не бывало так, что идешь через парк за библиотекой, видишь всех этих людей, сидящих в маленьких креслах, пьющих за столами на террасе после работы, слышишь их голоса, смешивающиеся в воздухе, и тебе вдруг хочется убить их всех?

Эрик задумался над этим, затем ответил:

- Нет.

Субъект нарезал круги рядом с тем, что осталось от кухни, остановившись, чтобы отодвинуть полуоторвавшуюся доску и выглянуть на улицу. Он что-то сказал в ночь, затем продолжил свою прогулку. Он дрожал, бормоча что-то слышимое на этот раз, про сигареты, его походка была больше похожа на танец.

- У меня корейский приступ паники. Это из-за того, что я держал в себе гнев все эти годы. Но теперь все. Ты должен умереть, что бы не случилось.

- Можно сказать, мое положение изменилось в течение дня.

- У меня есть синдромы, у тебя свой Комплекс. Икар ведь тоже упал. А ты сам с собой это сделал. Сам сгорел в пламени солнца. Ты нырнешь на глубину в три с половиной фута навстречу собственной смерти. И совсем не будешь героем.

Теперь он неподвижно стоял позади Эрика и дышал.

- Даже если бы между пальцами моих ног жил грибок, который говорил бы со мной. Даже если бы грибок приказал мне убить тебя, даже тогда твоя смерть была бы оправданной, только из-за твоего положения в мире. Даже если бы у меня в мозгу жил паразит. Даже тогда. Он бы передавал мне сообщения из космоса. Даже тогда преступление было бы реальным, потому что ты человек, мысли и поступки которого отражаются на всех людях. История, которую ты так любишь, на моей стороне. Ты должен умереть, из-за твоих мыслей и поступков. Из-за твоего дома и тех денег, которые ты за него заплатил. Из-за твоих ежедневных осмотров у врача. Только за это ты уже заслуживаешь смерти. Осмотр у врача каждый день. Из-за того, сколько у тебя было и сколько ты потерял. Из-за лимузина, портящего тот воздух, который необходим людям в Бангладеше. Только из-за этого ты уже заслуживаешь смерти.

- Не смеши меня.

- Не смешить тебя.

- Ты только что все это придумал. Ты никогда, ни на секунду, не беспокоился о других людях.

Он заметил, как субъект отступил.

- Ладно. Но воздух которым ты дышишь. Только это. Мысли, которые у тебя в голове...

- Можно сказать, что за этот день мои мысли изменились. Мое положение изменилось. Имеет ли это для тебя значение? Может и не имеет.

- Не имеет. Но если бы у меня была сигарета, может быть и имело бы. Одна затяжка и мне бы уже не нужно было убивать тебя.

- На тебе действительно растет грибок, который говорит с тобой? Серьезно. Люди всякое слышат. Некоторые даже глас Господень.

Он был серьезен. Он хотел быть серьезен, слышать то, что скажет этот человек, всю историю его падения.

Бенно снова прошел около стола и грохнулся на диван. Он отложил старый револьвер и посмотрел на свой модифицированный пистолет. Может он был модифицирован, может какой-нибудь военный выбросил его пару дней назад. Он еще больше стянул с лица полотенце и нацелил пистолет на Эрика.

- В любом случае, ты уже мертв. Ты похож на кого-то, кто уже сотню, тысячу лет был мертв. Мертв, как короли, как королевская свита в пижамах, объедающаяся бараниной. Интересно, я в своей жизни вообще хоть раз использовал слово "баранина"? Оно пришло мне в голову из ниоткуда. Баранина.

Эрик пожалел, что не застрелил своих собак, борзых, до того, как уйти из дома утром. Пришло ли это ему в голову из-за жуткого предчувствия? У него была акула в тридцатифутовом танкере, с кораллами и морской травой, вмонтированном в стену из песочно-стеклянных кирпичей. Он мог оставить приказы для своих помощников, чтобы те отвезли акулу к Джерсийскому пляжу и выпустили в море.

- Я хотел, чтобы ты исцелил, спас меня, - сказал Бенно.

Его глаза сияли из-под покрова полотенца. Опустошающий взгляд был устремлен прямо на Эрика. Но Бенно ни в чем его не обвинял. В его глазах будто проходил судебный процесс, меркли надежда и нужда.

- Я хотел, чтобы ты спас меня.

Голос был ужасающе близок. Но эту близость чувств и опыта Эрик не мог разделить. Ему стало грустно за Бенно. Какая одинокая преданность, ненависть и какое разочарование. Субъект знал его так, как никто не знал. Он сидел в ступоре, нацелив пистолет, но даже смерть, которая, как он думал, так важна для его освобождения, ничего бы не изменила. Эрик разочаровал этого преданного и недружелюбного человека, непредсказуемого человека, этого психа, и разочарует его снова. Ему пришлось отвести взгляд.

Он посмотрел на свои часы с ремешком из крокодиловой кожи, на запястье, между салфетками, прилипшими к ране, и жгутом с желтым карандашом. Но часы не показывали время. На стекле было изображение лица, его лица. Это означало, что он случайно активировал электронную камеру, может когда стрелял в себя. Камера была настолько микроскопической, что ее можно было считать чистой информацией, метафизической частицей. Она работала внутри каркаса часов, собирая изображения по всей окружности и выводя их на экран.

Он повернул руку и лицо исчезло, вместо него появилось изображение проводов, свисающих с потолка. Последовал приближенный кадр, показывающий медленно движущегося жука на проводах. Увлеченный его детализированной и сияющей красотой, он начал изучать насекомое: ротовой аппарат, крылышки. Затем что-то изменилось вокруг него. Он не знал, что это могло значить. Что это могло значить? Он понял, что уже чувствовал подобное, правда слабее, не так четко. Теперь на экране было изображение тела, лежащего на полу лицом вниз.

Он почувствовал шипение крови и время остановилось.

В поле зрения не было тел. Он подумал о теле, которое видел ранее в вестибюле, но как экран мог показывать то, что находилось за пределами зоны видимости камеры.

Он посмотрел на напряженного Бенно.

Чье это было тело? Неужели все миры соединились, все возможные положения стали вдруг реальными? Он снова повернул руку, затем выпрямил ее и согнул, направляя часы в шесть разных точек, но кадр с телом мужчины оставался на экране. Он посмотрел вверх, на жука, медленно двигающегося вниз по запутанным проводам, думющего что он на дереве, и направил камеру на него. Но тело с экрана так и не исчезло.

Он посмотрел на Бенно, накрыв часы здоровой рукой и подумал о жене. Он скучал по Элиз и хотел поговорить с ней, сказать, что она красивая, солгать, изменить ей, жить с ней в браке, ужинать вместе с ней, слушать, как она спрашивает о том, что сказал врач.