Victor Izakson - Маша Коровина

**** Мать****

Однажды, вернувшись с работы, Маша увидела, что мать лежит в постели. Такого еще никогда не было.

— Мамочка, что с тобой? — взволнованно спросила она.

— Ой детка, плохо мне совсем стало, — тяжело дыша ответила мать.

Она давно жаловалась на боли в желудке, но врачи ничего серьёзного у неё не находили. Говорили - пройдет, и давали какие-то таблетки и снотворное.

— Давай я скорую вызову, — предложила Маша.

— Не надо, детка. Пройдет. У меня уже не раз так было. Поболит, поболит, да проходит, — едва шевеля губами, пробормотала мать.

Маша не послушалась, побежала к телефону-автомату и вызвала неотложку. Приехали два фельдшера. Пощупали живот, постучали по спине, померили температуру и сказали, что причин для беспокойства у них нет. Выписали обезболивающее и на этом распрощались.

Матери становилось всё хуже и хуже. Она совсем обессилела и ей прошлось бросить работу уборщицы. Это сильно ударило по их финансам, особенно потому, что в придачу к зарплате мать с работы приносила кое-какую еду. Маша ухаживала за матерью больше месяца, но её состояние всё ухудшалось, и в конце концов ее положили в больницу.

Больница находилась в другом конце города. В палате, куда поместили мать, было четыре койки, четыре тумбочки, три стула и один полуразвалившийся стол. Клеёнчатое зелёное покрытие наполовину отклеилось, открывая почерневшую от времени поверхность стола. На стене над кроватью висел шнурок. “Наверное для вызова медсестры,” подумала Маша и проследила взглядом откуда шнурок выходит. “Там же острый край у дырки. Ведь дернешь пару раз и шнур оборвется,” забеспокоилась она.

— Ты не смотри на эту верёвку, — поймав её взгляд сказала одна из соседок по палате. — Не работает он. Давеча одна больная упала, так мы всем хором кричали, пока кто-то не пришёл её поднять. Померла она вчёра, вот койка и ослободилась для твоей матушки.

Маша оглянулась по сторонам. Стены в палате были грязные, с черными подтеками. Две ржавые батареи с облупленной краской выпирали из-под окон. Маша выглянула в окно. Вид был превосходный. Природа оживала после зимней спячки, и это придало Маше надежду на мамино выздоровление. Она присела возле постели матери, и так сидела, нежно поглаживая её руку, пока в палате не появился лечащий врач. Он отвел её в коридор и очень холодно отрубил:

— Скажу вам откровенно. У вашей матери рак желудка. Операцию делать бесполезно. Слишком поздно, болезнь запущена. Осталось матери жить не больше месяца, — сказал он и ушёл, не дожидаясь вопросов.

Маша расплакалась и села на стул с продавленным сиденьем, стоящий в коридоре возле палаты. Немного успокоившись и вытерев слезы, она с улыбкой на лице подошла к кровати матери.

— Врач сказал, что сначала тебе будет хуже, но потом кризис пройдет и ты пойдешь на поправку, — бодрым голосом сказала Маша.

— Доченька, подойди поближе, я тебе что-то важное хочу сказать, — еле слышно проговорила мать.

Маша подсела к ней поближе.

— У меня в комоде, — продолжала мать, — в железной коробке из-под печенья лежат всякие документы. Они скоро будут не нужны.

— Что ты мама, — перебила её Маша.

— Не перебивай, а слушай. Так вот в этой коробке ты найдешь запечатанный синий конверт. В нем будут два адреса. Как я умру, ты пошли весточку с сообщением по обоим адресам. Но до моей смерти конверт не распечатывай, — настоятельно сказала она.

Маша пообещала, не очень вдаваясь в суть маминой просьбы. Близких родственников у них не было. Мама иногда переписывалась с кем-то из Барнаула, но о каких адресах мать говорила, она себе не представляла.

С каждым днем матери становилось всё хуже. Она почти ничего не хотела есть. Маша пыталась кормить её с ложечки, чуть ли не насильно запихивая ей кашу в рот, но мать её выплёвывала. Утром Маша мчалась на работу, а вечером - в больницу. В конце апреля проект для Никеля был закончен. Главный инженер развел руками и сказал, что на ближайшее время ничего не предвидится, но если работа появится, то её вызовут. Приходить по утрам на проверку не надо. Расстроенная, Маша поплелась в больницу. Когда она зашла в палату, то увидела, что мамина койка пуста. Сердце упало в пятки, и её пробило холодным потом от ужасного предчувствия. Отбрасывая горькие мысли, она пробормотала:

— А где моя мама?

— Померла твоя матка. Этой ночью и померла, — сказала одна из соседок по палате.

— Стонала, стонала и вдруг затихла. Мы сестру вызвали, та и сказала, что померла. Отмучилась горемычная.

Ощутив вдруг какую-то странную слабость в теле, Маша медленно опустилась на близстоящий стул. Ей хотелось плакать, но почему-то слёзы не появлялись. В душе было ощущение абсолютной пустоты. Сознание того, что она осталась одна на белом свете, что она никому больше не нужна, не пугало её, ведь ей в общем-то тоже никто не был нужен. Но зачем же тогда жить? Пока она так сидела в полном бездействии, эта мысль не переставала сверлить её мозг. В какой-то момент её думы были прерваны приходом врача. Он подошёл к Маше, выразил свои соболезнования и предложил ей перевезти тело матери домой, для организации похорон .Маша наотрез отказалась и сказала, что отвезет мать на кладбище из больницы. Врач направил Машу к Платоновой, которая была хорошо осведомлена об организации такого рода похорон. Маша последовала его совету и встретилась с Платоновой. Это была крупная женщина с грубым мужским голосом. Она взялась за организацию похорон матери и назвала общую стоимость в размере четырёхсот рублей.

— Ой, где же я столько денег наберу? — испуганно воскликнула Маша, всплеснув руками.

Платонова немного скривила лицо и сказала не очень довольным тоном,

— Можно и подешевле. Но гроб будет простой некрашеный ящик. Они договорились о стоимости в 250 рублей, и Платонова велела Маше принести деньги через два дня.

— Все будет как надо, Коровина. Придете, погрузим вашу матушку на машину, и повезёте её на Гумилёвское кладбище. Яма там будет уже готова. Все как у людей, — уверила она Машу.

Маша вернулась в палату, чтобы забрать кое-какие вещи матери. В ящике лежала едва начатая пачка снотворного. Она решила её тоже прихватить. Придя домой, Маша огляделась. Квартира ей показалась опустевшей. “Мамы больше нет. Нет больше мамы,” не переставая сверлила её эта навязчивая мысль. Она упала лицом на кровать и залилась горькими слезами.

****

Утром она начала думать, где взять 250 рублей. Был один выход – продать вещи матери. Сначала она откинула эту мысль. Как-то было страшно расстаться со всем, что связывало её с матерью. Но потом решительно встав с кровати, она взяла чемодан, напихала туда свои и материны лучшие вещи и отправилась на толкучку. Простояв там целый день, она продала половину вещей и выручила больше 100 рублей. На следующий день она уложила в чемодан еще кое-какие вещи и несколько фарфоровых статуэток. Этот день оказался более удачным, и Маша выручила 220 рублей.