Ковалевская Елена - Письмо с которого все началось

– Что…

– Нормально все, ты только лежи, – заверила меня он и отошла.

Я прикрыла глаза.

– Плохо дело, – услышала я вновь голос сестры. – Кровит, но это не страшно, хуже, что у нее жар.

А то я не знала… Как только мое дыхание стало обжигать горло, я поняла: у меня жар, и, причем, не малый. Сердце казалось, бухает, чуть ли не в животе, с каждым новым ударом сотрясая тело. Болят все кости без исключения, в живот будто бы отпинали, а тело липкое от пота. Я понимала, дело мое не очень: раны воспалились.

Голоса девочек удалились, а мне на лоб опустилась холодная ладошка. Я приоткрыла глаза: передо мной как в тумане плавало зареванное лицо Агнесс.

– Ну что ты… – прохрипела я и попыталась улыбнуться. – Все хорошо…

Та закивала, и пихнула мне в губы фляжку. Я сделала пару глотков и прикрыла глаза, сделав вид, что уснула. Девочка посидела со мной немного, а потом куда-то ушла.

Словно во мгле я услышала голоса сестер, поняла, что меня куда-то перекладывают, укрывают. Потом меня немного дернуло и то, на чем я лежала, куда-то потащили. Понятно волокуша…

Еще раз я пришла в себя ночью, алые отблески костра играли на напряженном лице старшей сестры. Она была сурова и задумчива…

– Фиря, ты только потерпи…

– Есфирь, пожалуйста…

Осень была дождливой и слякотной, совсем не такой, к которой привык его преосвященство епископ Констанс, старавшийся проводить ее непременно в Альтисии. Ему не нравилось, что повозка и кони непрестанно вязнут в грязи разбитых дорог, что холод и сырость пробирают до костей. Однако свое недовольство он старался держать при себе, ведь пуститься в дальнюю дорогу его вынудили личные дела, а не чужая прихоть. И вот уже который день с трудом преодолевая превратности пути, епископ направлялся в Крисовы – приграничную провинцию Винета. Там в епархии подведомственной его преосвященству епископу Агриппе, находился один из монастырей ордена Святого Варфоломея Карающего. Вот в него-то и направлялся Констанс. В дороге его как всегда сопровождал брат Боклерк. Он сидел напротив его преосвященства, погрузившись в чтение святого писания. За дни, проведенные в пути секретарь успел перечитать и разобраться во всех необходимых бумагах, и ныне мог себе позволить немного отдохнуть. Епископ же в отличие от своего помощника о чем-то напряженно размышлял.

– Нет, я все-таки не могу понять, зачем благочестивой Саскии понадобилось посылать гонца, чтобы задержать меня в госпитале, а затем самолично приехать, и сообщить мне эти сведения?! – Констанс вытащил руку в перчатке из теплого кокона и вздернул вверх съехавшее с плеча меховое одеяло. – Неужели нельзя было отправить все с гонцом? Ее же никто не просил передавать их устно через посыльного. Достаточно надежно запечатанного письма и… Нет Боклерк, за этим что-то кроется. А вот что именно? Это я и хотел бы узнать.

Секретарь поднял взгляд на епископа. Видя, что его преосвященство, настроен на разговор, он безропотно закрыл книгу, предварительно зажав между страницами закладку из цветной ленты.

А Констанс тем временем продолжал:

– Мало того, что своим появлением, она переполошила весь госпиталь, так еще всем дала понять, что я нахожусь с ней на короткой ноге, а если точнее сказать, – епископ недовольно поморщился. – Нахожусь у нее на коротком поводке. Слишком несовместимы, то, что она мне рассказала и ее приезд ради этого. По событийности это сравнимо с проведением парада на площади Всех Соборов для пожелания здоровья предстоятелю захудалого храма. По мелочам Благочестивая не разменивается. Нет. За всеми действиями Саскии что-то кроется. Но вот что?! Зная, что на самом деле ею движет, мне гораздо легче будет скинуть ярмо, которое она надеется на меня одеть. В другом случае она бы не стала столь активно помогать мне стать обладателем голоса. А я никогда не был дрессированной собачкой и не буду впредь.

– Ваше преосвященство, ее благочестие, очень хочет избавиться от присутствия кардинала Джованне и епископа Сисвария близ Святого Пристола, – в который раз начал рассуждать Боклерк. – И поэтому самолично решила известить вас о новом источнике денежных средств пресловутого епископа. Благочестивая – женщина, да к тому же халиссийка, значит, весьма импульсивна, возможно, только из-за эмоционального порыва она решила приехать.

Епископ пристально глянул на своего секретаря исподлобья:

– Боклерк, тащиться в Зморын больше недели в тряской каррусе, чтобы сказать мне это?! Весь ее порыв сошел бы 'на нет' уже на второй день пути по ухабистым дорогам. Здесь что-то другое. Я знаю, Благочестивая отдает себе отчет, что деньги правят миром. И только они все еще держат Сисвария на плаву и при его сане, только они привлекают Джованне к престолу. Не власть, нет, только они! Джованне молод, ему только сорок пять, возраст ничтожный для политики. Будь он дальновиден и терпелив, мог бы спокойно учиться управлению Церковью и союзом, собирая все нужные ниточки в своих руках. А в решающий момент, сделать так, чтобы они сыграли разом и вуаля! – Констанс сделал энергичный жест рукой, вскинув ее вверх. – Да здравствует новый Папа Джованне II! – и вновь поправив сбившееся одеяло, епископ откинулся на спинку сидения. – А что делает этот идиот?! Он доит деньги из папской казны, тратит их на сущие глупости и не пользуется той, почти безграничной властью, которая находится у него под носом! После этого Джованне остается в долгах, как в шелках, и делает еще большую глупость! Нет, скорее даже не глупость, а политическое самоубийство! Он связывается с самой омерзительнейшей фигурой в Церкви, которой, я уж не знаю, какие силы способствуют оставаться в ее лоне! Это выше моего разумения!

Констанс замолчал на пару минут, невидящим взором уставившись на медленно проплывающий за окном серый, размытый дождем пейзаж. Секретарь терпеливо ждал, поскольку знал, что за этой пламенной речью, скорее всего, последуют откровения его преосвященства. За столько лет, что он служил епископу, Боклерк выучил, его манеру разговаривать, вести беседы и размышления.

Констанс же глубоко вздохнул, вздрогнул от холода, который свободно проникал в окно повозки, и как бы очнувшись от раздумий, продолжил:

– Меня же деньги не интересуют… Они средство, очень нужное и весьма полезное, но средство. Все что меня интересует – это власть! Не для того я прошел столь трудный и тернистый путь, чтобы теперь сдастся, и опустить руки перед самой вершиной. Безусловно, мне не стать главой Единой Церкви, для этого мой возраст уже слишком велик; как ни как мы с Геласием практически ровесники, и, скорее всего, уйдем приблизительно в одно и то же время. Но вот стать dominus vocis мне вполне по плечу, я не собираюсь упускать такой шанс. Я намерен поправить всласть, хотя бы в роли второго лица Церкви! И нам с тобой Боклерк… О да! Нам с тобой! Ты давно со мной в одной упряжке! – на эти слова секретарь лишь едва заметно кивнул. – Нужно сделать все, чтобы у нас получилось!