Ковалевская Елена - Письмо с которого все началось

Едва его рука коснулась сухонького плеча спящего, епископ открыл глаза. Взгляд у него был ясный, как у бодрствующего человека.

– Боклерк?

– Ваше преосвященство, сестра, что доставила сегодня письмо, покинула монастырь, – напряженным шепотом сообщил тот.

– Послали кого? – тут же спросил епископ.

– Братья вовремя не доложили, – виновато начал оправдываться Боклерк.

Констанс откинул одеяло, и сел на кровати, свесив худые с шишковатыми ступнями ноги. Брат отошел к камину и разворошил рдеющие угли, пламя взметнулось маленькими язычками. И хотя еще было лето, ночью камин приходилось топить, поскольку епископ, привыкший к теплу, царившему в Святом Городе, здесь в Интерии постоянно мерз. Подхватив домашние туфли стоявшие подле кровати, секретарь поднес их к огню, слегка подогрел, и поставил перед его преосвященством. Тот всунул ноги и встал, тонкая ночная рубашка, доходившая до лодыжек, не могла скрыть сухощавого тела. Боклерк взял с кресла, что стояло возле камина, длинный подбитый мехом халат и накинул его на плечи епископа. Констанс запахнулся поплотнее, вмиг став похожим на взъерошенного филина, поскольку седые волосы топорщились в разные стороны и смешивались с оторочкой одеяния из чернобурок. Усевшись в освободившееся кресло, он сухо приказал:

– Рассказывай.

– Вечером, перед закрытием врат, сестра в спешке покинула монастырь, о чем сразу не было доложено. Настоятель узнал слишком поздно и только что сообщил мне.

– Ясно, – еще суше произнес епископ. – Простых вещей поручить нельзя. Что-нибудь известно об этой девице?

– Нет, ваше преосвященство, о ней у нас ничего.

– А о настоятельнице этого ордена?

– Так сразу сказать не могу, мы же не в ауберге. А здесь я полную подборку не держу. Опасно, – развел руками секретарь. Констанс недовольно поджал губы. В представительстве в Святом Городе, в личных покоях у епископа был собран внушительный архив на основные фигуры церковной власти. Здесь же в главном монастыре епархии, где помимо его преосвященства мог остановиться другой епископ ордена и воспользоваться оставленными без присмотра сведениями, заводить такую подборку не имело смысла и даже являлось бы большой глупостью.

– Плохо, – одним словом выразил он положение дел, а заодно и свое отношение к ним.

Когда Боклерк слышал данное слово, ему невольно хотелось находиться подальше, и ни как не быть связанным с теми людьми, о которых так мог отзываться епископ.

– Кому еще может быть доставлено подобное послание? – с содержанием письма его преосвященство ознакомил брата сегодня вечером, поскольку тот был доверенным лицом и ходячим кладезем нужных сведений.

Секретарь немного подумал, а затем осторожно предположил:

– Полагаю, что в орден августинцев, как к еще одному из основных военных орденов, и возможно к Святому Иерониму. Но к ним вероятность меньше, поскольку большинство их обителей сосредоточены в прибрежных государствах.

– Подкинь еще дров и сядь, – неожиданно предложил епископ.

Боклерк взял с подставки изящную кочергу, и, положив на угли пару небольших полешек, разворошил вновь угасшее пламя, затем сел, подтащив стул поближе к креслу. Епископ вытянул ноги к разгорающемуся огню. Некоторое время он молчал, глядя на игру оживших язычков, которые жадно принялись за сосновые поленья.

– Ладно, – неожиданно произнес он. – Где сейчас могут находиться командоры этих орденов?

Секретарь задумался.

– Когда мы уезжали от Святого Престола, – начал он. – Адмирал иеронимцев находился у себя в крепости и снова лечил подагру. По моим сведениям он довольно сильно страдает ею больше пары лет, но тщательным образом старается скрывать этот факт, так как его заместители, страстно рвущиеся наверх, не преминут этим воспользоваться. Маршал августинцев отправился с посольством к нашим возможным союзникам в Бувин, и застрянет там надолго. Местные свободолюбивые бароны и князьки не желают над собой власти Святого Престола, а их беспомощный король страстно мечтает их утихомирить. Переговоры могут продлиться до начала зимы, и потом добираться делегации придется довольно долго по высоким сугробам.

– Какой ближайший к сестрам монастырь августинцев?

– Их несколько, один возле соленых озер, другой близ Горличей, правда, до озер путь дальше.

– Кто там настоятели? – уточнил епископ.

– У озер преподобный Клижес, а у Горличей – Жофруа, – сразу же ответил Боклерк. – На Клижеса собирать что-либо бесполезно, он почти святой и законченный аскет, с детских лет посвятил себя религии и неукоснительно соблюдает все предписания. Я думаю, что настоятельница вряд ли направит кого-нибудь из сестер к озерам, Клижес на дух не переносит весь женский род. А вот к преподобному Жофруа запросто. Насколько мне помнится, тот в молодости особой правильностью не отличался; более подробно нужно посмотреть в заметках, у нас что-то на него есть.

– Упущенного не вернешь, – нехорошо усмехнувшись заметил епископ. Непонятно к кому это относилось: то ли к уехавшей сестре, то ли к настоятелю Жофруа. – Подготовь письмо для настоятеля августинцев близ Горличей. Препятствовать распространению сведений мы не в силах, но можем попытаться замедлить их продвижение хотя бы в самом вероятном из направлений. В послании настоятельно 'попроси' его лично пакет не вскрывать, ссылаясь на возможную опасность изложенных в нем сведений. Пусть его куда-нибудь дальше везут. Надеюсь, мы не опоздали с этим решением и известия не были отправлены во все монастыри маршальских орденов одновременно. Впрочем, подобное маловероятно. Пакет отправить немедля. Для смягчения 'просьбы' передай необходимое вознаграждение, пусть дважды подумает. Насколько я знаю, августинцы в последнее время весьма стеснены в средствах. Утром собирай вещи, мы возвращаемся в Святой Город. Марк поедет со мной, он показал себя расторопным мальчиком. Повозку пусть подадут после завтрака, не хочу трястись на пустой желудок.

Брат Боклерк встал, поклонился его преосвященству.

– Подожди, – епископ с трудом выбрался из глубокого кресла, поднялся и направился за ширму; зажурчало. Потом вернулся, приподнимая длиннополый халат повыше, а то, не дай Бог, запнуться в потемках. Скинул его перед кроватью на заботливо подставленные руки секретаря и, забравшись обратно в постель, приказал: – Свечи не забудь погасить перед уходом и кабинет закрой.

Боклерк сложил халат в кресло, аккуратно поправил портьеру, скрывшую епископскую постель, и, затушив свечи, вышел.

После натопленной спальни в коридоре монастыря показалось очень холодно. Запахнувшись поплотней в пелиссон, он стремительным шагом поспешил до своей комнаты. Туфли норовили свалиться с ног, и что за мода на подобную обувь? От быстрой ходьбы перед его дверью свечка в лампионе не выдержала и потухла. Выругавшись про себя в сердцах, он снял с шеи шнурок с ключами, долго возился в темноте, отыскивая свой, и только потом, нащупав замочную скважину, отпер келью. В помещении было не теплей, чем в коридоре; брат с тоской оглянулся на камин, растапливать нечем, для него дров никто не припас. Поскольку из-за дальнейших дел возможности поспать больше не представлялось, Боклерк запалил все свечи, имевшиеся в наличии и сразу стал переодеваться по-дорожному: в черную сутану, теплые кальцони и удобные башмаки. (Сутана – черное разрезное платье с застежками до пола.) Потом выложил из сундука, стоявшего у стены, свои вещи и переложил в сумки. Нарядный пелиссон убрал туда же, взамен его достал коричневый походный, подбитый заячьим мехом. Застелил разобранную постель, а уж после преступил к чтению своих записей в поисках компромата на настоятеля монастыря Святого Августина.