Ковалевская Елена - Письмо с которого все началось

Часам к десяти во внутренний двор подали каррусу, запряженную четырьмя мохноногими тяжеловозами цугом. (Карруса – повозка – представляет собой громоздкое деревянное сооружение в виде комнаты на колесах, обитая снаружи перекрещивающимися металлическими полосами, и укрепленная большими щитами на случай опасности. Изнутри стены, пол и потолок покрыты мягкой обивкой) Впереди на неширокой скамейке сидел возница, у него спиной разместились корзины с провизией и сундуки с вещами, не требующимися в пути. Шестеро братьев-сопровождающих уже были в седлах, а послушник Марк крутился подле них. Настоятель и старшие боевые братья вышедшие проводить в дорогу его преосвященство, терпеливо ждали его появления.

Наконец где-то через четверть часа вниз спустился епископ Констанс, следом за ним, отставая на пару шагов, вышел его секретарь. Придерживая расшитый пелиссон, его преосвященство торопливо пересек мощеный двор, и ни с кем не прощаясь, тут же забрался внутрь. Едва он удобно расположился на мягких подушках, как Боклерк указав мальчику на место рядом с возницей и сделав знак рукой, что можно трогаться, нырнул следом. Один из братьев-прислужников, провожавших епископа, поспешил поднять часть борта, что служил входом. Едва он закрепил его на месте, как щелкнул кнут, раздалось протяжное 'Но-о-о!' и, скрипнув, повозка тронулась в путь.

Через скошенный луг и убранные поля мы добрались до небольшого перелеска, где благополучно спешились, и, поручив все еще зеленой Агнесс переседлать наших лошадей, вдвоем со старшей сестрой занялись переноской трупов. Пока мы оттаскивали их в сторонку, Юозапа подхватила снятые с ее жеребца сумки, а потом, отойдя подальше от девочки занявшейся скакунами, начала самостоятельно снимать доспехи.

Гертруда присев на корточки, принялась внимательно разглядывать нападавших.

– Ты Юзой занимайся, а я этих осмотрю, – бросила она мне, не поворачиваясь. Что ж пойду к раненой, все одно я лучше остальных в нашей четверке в медицине разбираюсь.

Подойдя к сестре, которая уже успела расстегнуть мелочь вроде наручей, помогла снять ей ламелляр.

– Пластину нужно будет поменять, – сказала я, откладывая его в сторону. – Потом Герту попросишь.

– Я сама.

– Сиди уж, сама! Сейчас посмотрим что у тебя там, – цыкнула я на нее, помогая выскользнуть из кольчуги.

Положив ее рядом с другими частями доспеха, я принялась шустро сбрасывать свое железо, которое могло помешать мне при осмотре ранения. Едва Юозапа начала теребить одной рукой завязки подшлемника, как я подскочила к ней, ослабила шнурки и сдернула тот с головы. После расстегнула поддоспешник, и, заставив подняться, аккуратно сняла его. С внутренней стороны стегач оказался изрядно подмочен кровью. Нужно положить его на солнышко – пусть подсохнет, а потом отдать на штопку Агнесс. Авось у нее получится, поскольку шитье не было нашей сильной стороной. Затем осторожно сняла промокшую рубашку и принялась осматривать рану. Действительно зацепила несильно, болт вошел под углом чуть в сторону над лопаткой, и ранение оказалось не тяжелым. Повезло.

Заставив сестру вновь сесть, я достала из ее сумки чистую тряпочку, смочила ее из баклажки и принялась протирать спину. Юозапа зашипела, но ни разу не дернулась. В воздухе разлился едкий запах уксуса. Во фляжке была вода, смешанная с крепким винным уксусом пополам, чтобы обеззаразить раны. Кровь уже почти не текла, зашивать тоже было нечего, поэтому я решила ограничиться тугой повязкой. Когда закончила, Юза надела запасную рубашку и привалилась к дереву.

– Больно? – участливо поинтересовалась подошедшая к нам Агнесс.

– Жить буду, – буркнула Юза. Сестра всегда терпеть не могла, когда ее начинали жалеть.

– Дитя уйди отсюда. Возьми поддоспешник и разложи где-нибудь на солнцепеке, – мягко попросила я, складывая бинты и фляжку обратно в сумку. Я поспешила спровадить девочку подальше, пока Юозапа в конец не разозлилась.

– Может постирать? – робко заикнулась та, явно не понимая, что сестру лучше сейчас не сердить.

– Ты что совсем дура? Кто их стирает, и где? – рявкнула Юза.

– Иди, погуляй пока, – я сунула куртку ей в руки, развернула за плечи и несильным толчком направила прочь. – Успокойся! – это уже Юзе.

К нам подошла Гертруда.

– Чего вы ее? – спросила она, видя удаляющуюся Агнесс.

– Дура, потому что! – пока не снимем повязки Юозапа будет походить на разбуженного зимой медведя: такая же злая и раздраженная.

– Да неопытная еще, и обсудить кое-что надо без лишних ушей – пояснила я.

– Давай за разговором поменяю, – предложила Герта, рассматривая пробитый ламелляр. Не обращая внимания на недовольную мину сестры, она достала из ее сумки запасные пластины, тщательно завернутые в промасленную тряпицу и длинные кожаные шнуры. За столько лет мы уже знали, где что друг у друга лежит. Подхватив доспех, она села рядом, разложила все это у себя на коленях и стала перебирать кожаные полоски в поисках наиболее подходящей. – А кольчужку я тебе в первом же госпитале залатаю, – пообещала она. Старшая сестра была не самым плохим кузнецом, меч путевый не выковала бы, а кольца заклепать ей было по силам.

Я тоже плюхнулась на землю рядом с брошенными вещами. Не спеша расшнуровала и стянула подшлемник, затем кале; ветерок принялся нежно перебирать влажные, неровно подстриженные волосы. (Кале – мужской чепец, одевался в повседневной жизни и так же под подшлемник.) Подставила лицо ласковому солнышку, пробивавшемуся сквозь негустую чуть желтеющую листву. Тихо, хорошо, не нужно никуда спешить…

– И долго ты будешь молчать как еретик на допросе? – Юозапа! Теперь такое настроение у нее теперь надолго.

– Ладно, – вздохнула я. – Герта что у тебя там?

– Сейчас будет готово, только узел затяну…

– Да я про трупы.

– А-а, там?! Да ничего особенного.

– В смысле?

– Ничего. Ни на оружии, ни на доспехах клейма нет. На лошадях тавро тоже нет. Знаков на одежде не обнаружила. Ребята появились как бы ниоткуда.

– А тела смотрела?

– Я их что, раздевать должна? Нательные кресты у них есть – я проверяла, а портки спускать не заставите, что я там не видела?

– У северных братьев рисунок особый на спине бывает, – решила я блеснуть знанием.

– Парни из Кристобаля Сподвижника все на медведей похожи, их даже впотьмах не спутаешь. А эти так: хрен поймешь, два разберешь! Инквизицию или 'тишайших' ты ни за что не отличишь, пока они сами не представятся. Ты давай не умничай, а колись что происходит.

– Что происходит, я еще в монастыре рассказала. Если ты Юзе передала, то это все.

– Передала, передала, – подтвердила та. – Только если всё правда, а не твои страхи, то дело дрянь! – если уж Юза начинает выражаться, то дело не просто дрянь; но она продолжила: – Ты знаешь, что за пакет отвезла?