Ковалевская Елена - Письмо с которого все началось

– Ты хотела сказать: сильно погрешили? – поправила ее Юозапа.

– Юза, вот что ты за человек такой?! – вяло отмахнулась та. – Две кружки пива в год, разве это грех?

– Нам по уставу не положено, – похоже, совесть по имени 'боевая сестра Юозапа' заговорила вовсю.

– Ты что хочешь стать как сестра Бернадетта? По-моему только она способна соблюдать все заповеди Я же не такая! – ну началось…

Пока ссора не успела начаться, я постаралась перевести разговор в иную плоскость:

– Юза, родная, у нас только Берна после строгого месячного поста способна мечом махать, а если меня и Гертруду не кормить нормально, то мы через неделю в своих железках на коня не влезем.

На мою отповедь сестра только фыркнула. Что ж все как обычно! Эта дискуссия ведется между нами уже много лет. После очередного застолья, а подобное действительно бывает не больше пары раз в год, Юза начинает читать нам проповедь: какие же мы грешные. Сами прекрасно осознавая, что она права, мы соглашаемся и начинаем каяться, но хватает нас буквально на четыре-шесть месяцев, а потом все по новой. К тому же столь малое прегрешение как кружка пива или пара бокалов вина раз в полугодие не являются смертным грехом. Да и жить без таких редких дней отдохновения будет очень скучно. А вот отправься с нами сестра Бернадетта, мы бы обломились со вчерашними посиделками, ведь такой праведницы как она еще поискать. Что удивительно: Берна непрестанно изнуряет себя постами и молитвами, но при этом сильна и вынослива, как Гертруда на усиленном питании. Воистину чудо!

– Юозапа, я тебе обязуюсь праздничный молебен на коленях отстоять, – меж тем пообещала ей Герта.

– А куда ты денешься! Не отсидишь же. У нас все службы на коленях проводятся.

– Хорошо, я самую толстую свечу поставлю…

– У тебя денег нет.

– А чего ж ты хочешь? – не выдержала старшая сестра.

– Ничего.

– То есть как это?

– Ты не мне должна обещать, я вчера с вами грешила. Ты Ему должна обещать, и у Него покаяния просить, – указала та пальцем вверх. – Мы уже три дня утренние молитвы не проводим.

– А я читала, правда про себя, – как нашкодившая девочка призналась я. – Позавчера пол ночи твердила, чтоб не заснуть. И вчера утром тоже.

– Сестры, ну как вы не можете понять! – возмутилась Юозапа. Она встала, отряхнула сюркот от налипших соломинок.- Не надо ничего мне объяснять и доказывать. Вы для себя должны решить служите ли Ему или нет. Нельзя же быть немного мертвым или чуть-чуть беременной. (Сюркот – одежда в виде туники, расшитая герольдическими знаками одевается поверх доспеха.)

– Я служу Ему, верую, но не могу себя переделать. Стараюсь изо всех сил, но не получается! – резко ответила ей Герта, она тоже поднялась и начала приводить одежду в порядок.

Ну все, начали с утра… И что Юозапе спокойно-то не живется?!

– Так все, хватит! Заканчивайте свой теологический диспут! Не веруй мы, нас бы сегодня здесь не было. У всех свои слабости и мы с ними боремся, но у каждого свой путь. И закрыли тему! – постаралась я закруглить их разговор. – Вы лучше скажите, где Агнесс?

– А она не спит? – удивилась Герта.

– Она, в отличие от нас, не пила, поэтому давно встала. Слоняется, поди, где-нибудь поблизости, – язвительно ответила Юза.

– Сестра, сбавь тон! – жестко сказала я; если сейчас это не прекратить, то перессоримся. – Герта извинись перед Юзой и мной, я перед тобой и Юозапой, а ты передо мной и Гертой. Ну, живо! Мы сестры, а не склочные торговки на базаре!

Если сейчас кто-нибудь зашел на сеновал, он стал бы свидетелем удивительной сцены. Три взрослых женщины стоят друг против друга, каются, просят прощения, а после обнимаются со словами: 'Прощаю тебя сестра, как Господь прощает'.

Позже мы разыскали Агнесс, та сидела, привалившись спиной к стене, и гладила разомлевшую кошку. Серая мурлыка прищурив глаза, улеглась у нее на коленях, и благосклонно принимала свалившиеся на нее ласки.

– Поехали? – спросила она, когда мы вышли из ворот сеновала. Я кивнула. – Лошади на конюшне у купца Борка, можем хоть сейчас забирать, сумки там же.

Лихо наша тихоня управляться научилась! Все успела.

Мы пошли следом за Агнесс. На улице было пусто, деревня отсыпалась после вчерашнего. Девочка привела нас к большущему двухэтажному дому, обнесенному высоким забором, и проскользнула в створку ворот. Едва мы зашли во двор, как пара цепных собак зашлась хриплым лаем и рванулась к нам. Откуда-то из дворовых построек вышел мальчишка лет девяти, оглушительно свистнул, псы умолкли.

– Здравствуйте тетеньки. Вам лошадок, да?

– Лошадок, – подтвердила Герта.

– А поможете мне их заседлать, а то одному подойти боязно, уж больно злющие. Вчерась вот Корка покусал один, а вдруг и меня покусает.

– Пойдем, – согласилась я; собаки заворчали нам в след, но кидаться уже не посмели.

Конюшня у купца была большой и чистой. В паре стойл были привязаны наши кони. Пятый радостно всхрапнул, и потянулся ко мне, прося угощения. Вытянула загодя припасенные ломти хлеба, он мягкими губами аккуратно взял с ладони поданное лакомство. Потрепав его по шее, я принялась пристраивать на спине потник, потом накинула седло и затянула подпругу. Вставила трензельное железо и застегнула оголовье. Жеребец начал перекатывать грызло, пристраивая его поудобнее.

– Кто-нибудь о провизии договаривался? – спросила Герта, когда мы вывели лошадей со двора.

– Сейчас в трактир заедем, там сумки дадут, – ответила Юза и села в седло.

На улицу выбежал пацан, что помогал седлать лошадей.

– Тетеньки, тетеньки, а меч дайте подержать?

– Во-первых: не тетеньки, а сестры. Во-вторых: ты его не удержишь, – ответила ему Герта.

– Ну пожалуйста-а-а. – заныл он.

– Это девчачий меч, – давать в руки оружие, кому не попадя, я не собиралась, поэтому на такой случай имела идеальную отговорку: – Настоящие воины с такими не ходят. Ты же не девочка? – мальчишка помотал головой. – Вот и незачем.

Когда мы тронулись к трактиру парнишка, ковыряя грязным пальцем в носу, смотрел вслед. Получив сумки с провизией, направились к броду. В этом месте Вихлястая раскинулась вширь, и неспешно перекатывала свои серебристые воды. Ее пологие песчаные берега поросли травой и осокой. Весной, когда таяли снега, река разливалась, они скрывались под серебристо-синей гладью, осенью же русло мелело, и вода местами доходила коню до брюха.

Чтобы попасть на другой берег мы втроем с сестрами разделись до исподнего, упаковав всю одежду по сумкам. Вода оказалась холодной, но вполне терпимой, для того чтобы плыть рядом с лошадьми. Заставлять окунаться Агнесс не рискнули, она не была закаленной как мы, и запросто могла простудиться. Пришлось усаживать ее верхом, заставляя скрестить ноги на луке седла, для страховки заставив покрепче ухватиться за невысокую спинку. Девочка покачивалась на спине своей лошади как индюшка на насесте, оставалось надеяться, что она не свалиться при переправе. Ухватив своего и коня старшей сестры за уздечки, я первой вошла в воду, следом Герта с Агнесс, Юозапа замыкающей. В этом году река сильно обмелела и была неглубокой, мы больше брели, чем плыли. Однако когда перебрались, уже зуб на зуб не попадал. Все-таки не лето. В зарослях негустого ивняка, переоделись в сухое белье и покрепче отжали мокрое, ничего – вечером высушим. Гертруда глядя на мои синие губы, велела отхлебнуть из своей фляжки. А что, дельный совет. Сделала пару глотков, и настойка огненной дорожкой побежала в желудок. Протянув фляжку звонко стучащей зубами Юзе, я спросила: