Ковалевская Елена - Письмо с которого все началось

Торговец, приподнявшись со стула, щедро плеснул в кубки варенухи и подал один мне. Я глубоко вдохнула – по кабинету расползся пряный запах трав и горного меда, сделала большой глоток и почувствовала, как тепло растекается по телу. Но полно! Удивительная расточительность Бренгара и так обеспокоила меня сверх меры, заставив заволноваться от дурных предчувствий.

– Ну Брен, ты меня сюда не рассиживаться позвал, – нетерпеливо начала я, поскольку рассусоливать было некогда. – Горячее, конечно же, хорошо, однако, что у тебя за дело такое безотлагательное?

Крост тоже сделал пару глотков, отставил кубок в сторону и, откашлявшись, начал:

– Благодетельница, ты уж не подумай что я по наглости своей, но…

– Бренгар! – прервала я его, видя, что в обращении ко мне мужчина скатывается в купеческую велеречивость. – Я не епископ, чтоб ты мне песни, точно соловей пел! Мне время на пустые разговоры жалко! – торговец обиженно засопел, а я внезапно поняв, что он просто не знает, как ему начать, добавила: – Ты самое главное скажи, если мне что непонятно будет, я тут же уточню.

– Ох, матушка, – тяжело вздохнул Бренгар, поглаживая бритый подбородок. – Дела тут такие по лету случились, что и не вышепчешь. Ладно бы с одним мною, так и Утрехт из Альмина отписался, что его таким же образом трясли.

– Брен, да ты толком, толком говори, кто посмел вас беспокоить! Вы ведь под церковным протекторатом! – я аж подскочила от злости, когда услышала бессвязные речи торговца. – Ты мне только имя назови, а уж я эту суку достану!

Еще бы мне не подскакивать. Это же надо! Надумали соцерковных ремесленников и торговцев трясти?! Ну я им устрою!

Но мужчина как-то загадочно взглянул на меня и выдал фразу, от которой я невольно плюхнулась обратно на стул.

– Так ить матушка, нас не просто трясли, а из-за вас. Только вами те молодчики и интересовались, – и пока я в обалдении соображала, что он мне такое сказал, и каким это образом может быть, торговец продолжил: – Сначала, еще по самой макушке лета приходил какой-то хлыщеватый тип и осторожно расспрашивал, что мол, да как? Давно ли мы вас видел? Давно ли встречал? Я сначала отнекивался, все говорил, что не знаю такую, а он нагло усмехался и списки с бумаг из ратуши мне под нос пихал, где мы с вами договор составляли, а потом вновь спрашивал…

– Погоди, погоди, – остановила я его. – Ты хочешь сказать, что у него были копии бумаг на разделения по долевым паям?

– Я не просто говорю матушка, я их сам видел, – печально ответил Бренгар, вновь берясь за кубок. – Но здесь же все чин по чину: никто же не запрещает под протекторатом церкви лавки-то открывать, и бумаги такие в ратуше брать, если нужные люди там имеются. Так что отправил я его подобру-поздорову. Однако ж в оконцовке лета, где-то на последних днях, хлыщ пришел уже не один, а с молодчиками. Ну, по-первой они мне бока намяли, при этом спрашивая: давно ли я вас видел и где. А вот когда мне соседи на помощь пришли, то ужо я им взгрел. Только расспросить толком не расспросил, стража городская вмешалась. Они стражникам что-то шепнули и их отпустили, а мне же еще и внушение сделали, чтоб честных людей не метелил. На другой день они мою супружницу – Терцу – на рынке прихватили и держали, пока я им не рассказал, где и когда последний раз вас видел, да когда снова встретиться должны. Вы уж простите меня матушка, не хотел я, но Терца моя шестым брюхатая, и поэтому я все как на духу рассказал.

Торговец приник к кубку, и шумно выпив его, утер губы. Я же сидела и думала о рассказанном мне Бренгаром. Удивительные вещи получаются: кто-то интересовался мной летом, потом еще настойчивее в конце августа, и при чем не у одного торговца, а у пары самых доходных, с которыми я встречаюсь, если не четыре раза в год.

– Говоришь, тебе и Утрехт отписался? – переспросила я Кроста.

Тот кивнул, тяжело вздыхая.

– Истинно, матушка. Его летом точно так же с наскока расспросить пытались, а когда не вышло, то ближе к осени сразу явились в мастерскую и сказали: так, мол, и так, твоя жена и две дочки у нас, и если хочешь, чтоб они к тебе обратно вернулись, рассказывай как на духу где сестра Есфирь.

Я снова было задумалась, но Бренгар, вновь наполняя кубок, выдал:

– Так это еще не все, матушка…

– Не все? – удивленно переспросила я. Мне этих известий было выше крыши самого высокого кафедрального собора, а тут еще новости!

– В начале этого месяца они еще раз приходили и спрашивали, виделся ли я с вами. А поскольку вы по сентябрю не приехали, то я им честно ответил, мол, нет. Вы уж простите меня, что струхнул и все разболтал, но Терца к своей тетке в этот день ходила, а я грешным делом подумал, она снова у них. Вот и выложил не запираясь, – торговец виновато опустил голову.

– Ничего, Брен, ничего. Ты все правильно сделал, – рассеяно бросила я, крепко задумавшись.

Получается, что спрашивали меня и после… Хм! Даже ума не могу приложить, кто бы это мог быть. Неужели тот дворянчик, которому я весною за хулительные слова про церковную власть при благородном собрании бока намяла? Неужели паскуда зло затаил? Да нет не похоже… Нет у него того размаха и возможностей.

Тут мне припомнилось загадочное нападение в начале пути. Я его поначалу со злополучным письмом увязывала, а потом когда узнала, что Агнесс дочь опального герцога, стала склоняться к другому варианту. А теперь выходит, что может быть и третий – я им нужна была. Хотя интересовались мной не церковники, а вот нападавшими были боевые священнослужители… А может и вельможные солдаты! Неужели дворянчик? Нет, нет… Наблюдали за нами еще с госпиталя, значит напали все же церковники… Или наблюдали за Агнесс, а нападавшие были с ними не связаны… Ох! От всех предположений уже голова пошла кругом!

– Вот что Брен, – начала я, отпивая уже порядком остывшую варенуху. – Если к тебе еще раз сунутся – ты меня не видел, и не знаешь где я ни сном, ни духом. Понял? – торговец кивнул. – Говори сразу, не запирайся, нечего битым ходить и имущество в драках терять. Я сама с этими молодцами по зиме разберусь. Только вернусь из поездки, и буду выяснять, кто ж там такой прыткий! А по весне я к тебе не приеду от греха подальше. Мало ли, вдруг до конца разобраться не успею. Ты сейчас мне сможешь деньги за два срока разом отдать? Если нет, то сейчас давай хотя бы за летний, а осенний и зимний на мое имя в банк отдай.

– За лето и осень я расплатиться смогу хоть сейчас, но только вексельной бумагой, – сразу же ответил торговец. – А за зиму ты уж прости матушка, за зиму я пока не могу, мне ить наторговать сначала надо. Деньги они же оборот любят.

– Зиму я и не прошу, – поспешила я уверить его. Как только разговор зашел о дополнительных тратах, Брен начал походить на самого себя – то есть стал прижимист, основателен и практичен. Впрочем, другому человеку я бы никогда денег не ссудила, и в паях бы с ним не состояла.